Навстречу "статскому советнику". В массовой культуре

Редко кому из реально существовавших полицейских чинов так повезло,как герою моего сегодняшнего поста. Он стал персонажем и книг,и фильмов,с той или иной долей правдоподобности представлявших публике эту колоритную личность.Но сначала ЭПИГРАФ. Итак:

"Маса поджидал возле решётки. -Я не знаю,что происходит,- быстро заговорил он,ведя Фандорина вдоль пруда. - Смотрите сами. Плохой человек Мырников и с ним ещё пятеро прокрались в дом вон через то крыльцо.Это было...двенадцать минут назад. - Он с удовольствием взглянул на золотые часы,в своё время подаренные ему Эрстом Петровичем к 50-летию микадо. - Я тут же вам позвонил.
- Ах,как скверно! - с тоской воскликнул инженер. - Этот шакал разнюхал и опять всё испортил!"

Борис Акунин. "Алмазная Колесница ". Издательство "Захаров".2005г. Стр.154.

Евстратий Павлович Медников родился в 1853 году в семье ярославского крестьянина-торговца из старообрядцев.Старообрядческих традиций Медников придерживался всю жизнь,то есть не употреблял спиртного и табака.Окончил церковно-приходскую школу,этим,собственно,его образование и ограничилось.Дальше - служба в армии,которую он завершил в 1881 году в чине унтер-офицера.Надо было выбирать дорогу,Медников направился по проторенной стезе,решив продолжить службу Царю и Отечеству в полиции.Отслужившие солдаты и пополняли собой ряды стражей порядка.Так было,так и сейчас есть.Медников становится внештатным околоточным надзирателем,а после создания Московского Охранного отделения переходит туда в качестве филёра,агента наружного наблюдения.Вот тут то он и обрёл своё истинное призвание!

Служба наружного наблюдения существует столько же,сколько существует само государство,как система организации человеческого общества.С древнейших времён люди хотели получать информацию о других людях.И сейчас хотят,даже в большей степени,чем прежде.При этом абсолютно не играет роли,к какому способу правления относится государство - диктатура или демократия,без разницы.Кстати,демократическое государство часто прибегает к более изощрённым формам слежки,нежели тирания.В сегодняшних новостях мелькнул свеженький скандальчик - Совет Национальной Безопасности США грозит привлечь к суду некоторые СМИ - они,де,лишнее разгласили про то,как спецслужбы за гражданами подглядывают,тотальная прослушка телефонов,надзор за интернет-траффиком и т.д.Президент уже извинялся...Да уж,Медникову бы такие средства в руки...Так что в самой "наружке" ничего такого отвратительного нет,сбор информации о подозрителных субъектах,не более того.Обычная работа.

Вот Евстратий Павлович это как подряд на работу и понимал,а потому и относился очень добросовестно.Начальство ценило его рвение,Медников продвигался по ступеням агентурной карьеры - инструктор,нарядчик,контролёр.В 1890 году Е.П.Медников возглавляет всю службу наружного наблюдения,а после назначения С.В.Зубатова начальником Московского Охранного отделеня становится просто его правой рукой,незаменимым помощником.А.И.Спиридович,сам ученик Зубатова,так высазывается об этих двух людях:"Эти два человека,Зубатов и Медников,составляли нечто единое,самую суть Московского отделения,его главный рычаг." Причём тот же Спиридович отмечал,что это были совершенно разные по натуре люди - идейный слуга престола,идеалист и бессребренник Зубатов и абсолютно приземлённый практик Медников.Но вместе они прекрасно дополняли друг друга.Зубатов внедрял агентов внутрь противоправительственных организаций.Медников же поставил "наружку" на такую высоту,которой до него ещё не добивались.Простой человек,он легко находил общий язык с филёрами,такими же бывшими солдатами,как и он.В 1894 году был создан Летучий отряд филёров или " Особый Отряд Наблюдательных агентов" во главе с Медниковым.Подчинялся отряд непосредственно начальнику Департамента полиции.Эти агенты,специально обученные и подготовленные Медниковым.могли вести "объект" по всей территории Империи.Да,Медников создал свою школу агентов наружного наблюдения,ещё её называли Медниковской или "Евстраткина школа".Неофициально,конечно.

Результат такой работы не замедлил сказаться - революционное движение в Москве было совершенно ликвидированно.Зубатов был переведён в С-Петербург,Медникова он забрал с собой,разумеется.Евстратий Павлович возглавил "наружку" в масштабах всей страны.Карьерный рост просто исключительный.Человек из крестьян,без образования,получает чин надворного советника,ордена,дворянство.Генерал А.И.Спиридович,сам урождённый дворянин,не без снисходительной улыбки рисует портрет Евстратия Павловича.Подмечает его простонародную внешность,круглое розовощёкое лицо,борода,усы,русые волосы,зачёсанные назад,голубые глаза.Простая,точнее,простонародная речь.Так как к моменту их знакомства Медников вместе с орденом Св.Владимира 4-й ст. уже получил и грамоту на дворянство,Спиридович и застал его за рисованием собственного герба,с колосками пшеницы,о чём не без юмора поведал в своих мемуарах.Но в общем,Спиридович с симпатией относился к Евстратию Павловичу,тем более,что Медников и его многому научил.

С.В.Зубатов умел "зрить в корень" проблемы.Отсюда его желание не просто ликвидировать отдельные революционные организации,а выбить из-под ног у революционеров саму основу их деятельности - рабочее движение.Эта тема большая и очень отдельная,здесь же напомню,что Зубатов привлёк ставшего к тому момету известным в столице священника отца Георгия Гапона к работе в легальных рабочих организациях.Возможно,проницательный Зубатов и проконтролировал бы деятельность батюшки в нужном ему ключе,но...В 1903 году министр В.К.Плеве вышвырнул Зубатова с позором со службы(без пенсии!),выслал из столицы,запретил жить в Москве,отправил на жительство во Владимир,да и полицейский надзор приставить не забыл.Провожать Зубатова на вокзал пришли немногие,был слух - кто прийдёт,того тоже уволят.Были Медников с Гапоном.По замыслу Зубатова именно Медников должен был проконтролировать работу святого отца.Казалось бы,ему и карты в руки - цепляй к гапоновской рясе "хвост" и читай себе рапорты агентов.Однако же Евстратий Павлович с этой задачей не справился.Если бы он установил за Гапоном наблюдение,наверняка бы были выявлены контакты святого отца с социал-демократической организацией Васильеостровских рабочих,стало бы ясно,что батюшка играет какую-то свою игру.Но Медников попу доверял,впрочем,не он один,но всё же...Выходит,не такой уж он был и шакал.

После отставки Зубатова(и такой отставки!),Медников не прерывал с ним отношений до конца своей жизни,поддерживая переписку.Он был востребован и оставался на своём посту до 1906 года,прослужив при шести министрах внутренних дел.В 1906 году он ушёл на пенсию,поселившись в собственной усадьбе - коровки,куры,уточки,хозяйство,жена домовитая - опять таки,ну что ещё нужно человеку,чтобы спокойно встретить старость?Однако же судьба нанесла Евстратию Павловичу такой удар,какого он не ожидал и со стороны совсем неожиданной.По былой службе Медникову приходилось работать рука об руку с Леонидом Петровичем Меньщиковым(ударение на букве "О").Меньщиков был таким же ближайшим сотрудником Зубатова,как и Медников.Он ведал внедрёнными агентами,занимался вербовкой,привлекал к сотрудничеству.Служил успешно,был отмечен наградами,в том числе и такими,которых не было ни у Зубатова,ни у Медникова.А именно - ценными подарками из Кабинета Его Величества.Дважды - золотыми часами с бриллиантами,царским вензелем и гербом и золтыми же запонками и камешками,опять же и государевой монограммой.И тут Медников в 1909 году узнаёт,что Меньщиков,выйдя в отставку,выехал за кордон и публикует в социалистических изданиях списки агентов,в том числе тех людей,которых он же,Меньщиков лично вербовал.У Медникова был тяжелейший срыв,он погрузился в депрессию,пришлось обращаться к врачам.Время от времени,Евстратий Павлович проходил курс лечения в столичной психиатрической лечебнице,где и скончался в 1914 году, имея прожитым 61 год от роду.

В современной культуре этот персонаж послужил прообразом для Евграфия Петровича Медяникова в телесериале "Империя под ударом". Там его роль исполняет актёр Валентин Букин.Также он появляется в известных книгах Б.Акунина и в экранизации одной из них,воплощаемый Михаилом Ефремовым.На этом всё,пожалуй.А,ну да.Чуть не забыл.Ещё портрет.

Начальник Московского охранного отделения С.В.Зубатов не смотрел на сотрудничество как на простую куплю и продажу, а видел в нем дело идейное и старался это внушить офицерам. Учил он также относиться к сотрудникам бережно.

"Вы, господа, – говорил он, – должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину, с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите её, как зеницу ока. Один неосторожный ваш шаг, и вы её опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники, это продажные шкуры. С ними нельзя работать. Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму.

Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан, и как бы честно ни работал, наступит момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпускайте его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему.

Помните, что перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет полезен и дальше для государства, хотя и не сотрудником, будет полезен уже в новом положении. Вы лишаетесь сотрудника, но вы приобретаете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства".

Благодаря таким взглядам Зубатова, работа по розыску приобретала интересный характер. Проводя эти взгляды в жизнь, Зубатов сумел поставить внутреннюю агентуру на редкую высоту. Осведомлённость отделения была изумительной. Заниматься революционной работой в Москве считалось безнадёжным делом.

Красиво и убедительно говорил Зубатов, готовя из офицеров будущих руководителей политического розыска, но воспринять сразу эту государственную точку зрения на внутреннюю агентуру им было трудно. Они принимали, как бесспорные, все советы относительно сотрудника, и все-таки последние в глазах офицеров были предателями по отношению к своим товарищам.

Правой рукой Зубатова был Евстратий Павлович Медников, человек в то время лет пятидесяти. Он заведовал агентами наружного наблюдения, или филёрами, которые, наблюдая на улице за данными им лицами, выясняли наружно, что те делали, с кем встречались и какие места посещали. Наружное наблюдение развивало данные внутренней агентуры.

Медников был простой, малограмотный человек, старообрядец, служивший раньше полицейским надзирателем. Природный ум, смётка, хитрость, трудоспособность и настойчивость выдвинули его. Он понял филерство как подряд на работу, прошёл его горбом и скоро сделался нарядчиком, инструктором и контролёром. Он создал в этом деле свою школу – Медниковскую, или, как говорили тогда, «Евстраткину школу». Свой для филёров, которые в большинстве были из солдат уже и тогда, он знал и понимал их хорошо, умел разговаривать, ладить и управляться с ними.

Двенадцать часов ночи, огромная низкая комната с большим дубовым столом посредине полна филёров. Молодые, пожилые и старые, с обветренными лицами, они стоят кругом по стенам в обычной позе – расставив ноги и заложив руки назад.

Каждый по очереди докладывает Медникову данные наблюдения и подаёт затем записку, где сказанное отмечено по часам и минутам, с пометкой израсходованных по службе денег.

– А что же Волк? – спрашивает Медников одного из филёров.

– Волк, Евстратий Павлович, – отвечает тот, – очень осторожен. Выход проверяет, заходя куда-либо, также проверку делает и опять-таки на поворотах, и за углами тоже иногда. Тёртый…

– Заклёпка, – докладывает другой, – как заяц бегает, никакой конспирации… Совсем глупый…

Медников внимательно выслушивает доклады про всех этих Заклёпок, Волков, Умных, Быстрых и Галок – так по кличкам назывались все проходившие по наблюдению. Он делает заключения, то одобрительно кивает, то высказывает недовольство.

Но вот он подошёл к филёру, любящему, по-видимому, выпить. Вид у того сконфуженный; молчит, точно чувствует, что провинился.

– Ну что же, докладывай! – говорит иронически Медников. Путаясь и заикаясь, начинает филёр объяснять, как он наблюдал с другим филёром Аксёновым за Куликом, как тот зашёл «на Козихинский переулок, дом 3, да так и не вышел оттуда, не дождались его».

– Так-таки и не вышел, – продолжает иронизировать Медников.

– Не вышел, Евстратий Павлович.

– А долго ты ждал его?

– Долго, Евстратий Павлович.

– А до каких пор?

– До одиннадцати, Евстратий Павлович.

Тут Медников уже не выдерживает больше. Он уже знает от старшего, что филёры ушли с поста в пивную около семи часов, не дождавшись выхода наблюдаемого, почему он и не был проведён дальше. А у Кулика должно было состояться вечером интересное свидание с приезжим, которого надо было установить. Теперь этот неизвестный приезжий упущен.

Побагровев, Медников сгребает рукой физиономию филёра и начинает спокойно давать зуботычины. Тот только мычит и, высвободившись, наконец, всхлипывает:

– Евстратий Павлович, простите, виноват!

– Виноват, мерзавец, так и говори, что виноват, говори прямо, а не ври! Молод ты, чтоб мне врать! Понял?

Это расправа по-свойски. Что происходило в филёрской, знали только филёры да Медников. Там и награды, и наказания, и прибавки жалованья, и штрафы…

Просмотрев расход. Медников произносил обычно: «Ладно, хорошо». Найдя же в счёте преувеличения, говорил спокойно: «Скидай полтинник, больно дорого платишь извозчику, скидай!» И филёр «скидал», зная, что во-первых, Евстратий Павлович прав, а во-вторых, все равно споры бесполезны.

Кроме своих филёров, при Московском охранном отделении был ещё летучий филёрский отряд, которым тоже ведал Медников. Этот отряд разъезжал по России, разрабатывая агентурные сведения Зубатова или департамента.

То была старая медниковская школа. Лучше его филёров не было, хотя выпивали они здорово и для всякого постороннего взгляда казались недисциплинированными и неприятными. Они признавали только Медникова. Мёдниковский филёр мог пролежать в баке над ванной (что понадобилось однажды) целый вечер, мог долгими часами выжидать на жутком морозе наблюдаемого с тем, чтобы провести его затем домой и установить, где он живёт; он мог без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать внезапно, часто без денег, за тысячи вёрст; он попадал за границу, не зная языков, и умел вывёртываться.

Его филёр стоял извозчиком так, что самый опытный и профессиональный революционер не мог бы признать в нем агента. Умел он изображать из себя и торговца спичками, и вообще лоточника. При надобности мог прикинуться и дурачком, и поговорить с наблюдаемым, якобы проваливая себя и своё начальство. Когда же служба требовала, он с полной самоотверженностью продолжал наблюдение даже за боевиком, зная, что рискует получить на окраине города пулю или удар ножом, что и случалось.

Единственно, чего не было у медниковского филёра, это сознания собственного профессионального достоинства. Он был отличный специалист-ремесленник, но не был проникнут тем, что в его профессии нет ничего зазорного. Этого Медников им привить не смог. В этом отношении провинциальные жандармские унтер-офицеры, ходившие в штатском и исполнявшие обязанности филёров, стояли много выше, понимая своё дело как государственную службу. Позже и штатские филёры, подчинённые жандармским офицерам, воспитывались именно в этом духе, что облагораживало их службу и много помогало делу.

Во всех раскрытиях Московского отделения роль наружного наблюдения была очень велика.

Имелся в отделении свой хороший фотограф и расшифровщик секретных писем, а также и свой учёный еврей, который знал все по еврейству, что являлось при работе в черте оседлости большим подспорьем. Была, наконец, и ещё одна фигура, прогремевшая позже в революционном мире, чиновник для поручений E.П. Меньшиков, когда-то, как говорили, участник одной из революционных организаций, попавший затем в отделение и сделавший в нем, а после и в Департаменте полиции, большую чиновничью карьеру.

Угрюмый, молчаливый, корректный, всегда холодно-вежливый, солидный блондин в золотых очках и с маленькой бородкой, Меньшиков был редкий работник. Он держался особняком. Он часто бывал в командировках, будучи же дома «сидел на перлюстрации», т. е. писал в Департамент полиции ответы на его бумаги по выяснениям различных перлюстрированных писем. Писал также и вообще доклады департаменту по данным внутренней агентуры.

Меньшиков знал революционную среду, и его сводки о революционных деятелях являлись исчерпывающими. За ним числилось одно большое дело. Говорили, что в те годы департамент овладел раз явками и всеми данными, с которыми некий заграничный представитель одной из революционных организаций должен был объехать ряд городов и дать группам соответствующие указания. Меньшикову были даны добытые сведения и, вооружившись ими, он в качестве делегата объехал по явкам все нужные пункты, повидался с представителями местных групп и провёл начальническую ревизию. Иными словами, успешно разыграл революционного Хлестакова.

Позже, взятый в Петербург, в департамент, прослуживший много лет на государственной службе, принёсший несомненно большую пользу правительству, он был уволен директором департамента Трусевичем. Тогда Меньшиков, находясь за границей, начал опубликовывать те секреты, которые знал.

Приём в розыскные учреждения лиц, состоявших ранее в революционных организациях, являлся, конечно, недопустимым. Слишком развращающе действовала подпольная революционная среда на своих членов беспринципностью, бездельем, болтовнёй, чтобы из неё мог выйти порядочный чиновник. Он являлся или скверным работником или предателем интересов государства во имя партийности и революции.

Были, конечно, исключения, но они являлись именно исключениями.

Но раз правительство это допускало, то исправление ошибки таким хирургическим способом, к которому прибегал Трусевич, приносило лишь новый вред тому же правительству.

(статья о Е. П. Медникове, легендарном начальнике "летучего отряда филеров", опубликованная в сборнике "Жандармы России")

Анатолий Фомушкин

ГЛАВНЫЙ ФИЛЕР РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ Е. П. МЕДНИКОВ

Нет ничего тайного, что
Не сделалось бы явным, и ничего
Не бывает потаенного, что
Не вышло бы наружу.

Евангелие от Марка

Удивительна судьба этого незаурядного человека: самородка, прошедшего тернистый путь от самых низов полицейского сыска и достигшего высочайшей вершины на жандармском небосклоне. Его головокружительная карьера на поприще наружного наблюдения являлась постоян ным предметом зависти многих высокопоставленных чинов Департамента полиции. Вместе с тем столь же многим он внушал уважение своим высочайшим профессионализмом.

Евстратий Павлович, по имеющимся данным, родился в декабре 1856 года. Он происходил из ярославских торговцев, отличавшихся смекалкой, пронырливостью и хитростью.

Степенный и трезвый образ его жизни определялся принадлежностью к старообрядцам, не допускавшим употребления вина и табака. Но на протяжении нескольких десятилетий ничто не предвещало его будущей поистине всероссийской известности, пусть в узком кругу специалистов политического розыска.

После солдатской службы, которую он закончил унтер-офицером, Евстрат обосновался в Москве. Служил городовым, полицейским надзирателем, имел свой домик и приусадебное хозяйство. Все как у сотен и тысяч подобных ему. В конце 80-х годов XIX века Медников был принят на службу в Московское охранное отделение рядовым филером. Опять же ничего необычного здесь не было. Агентами наружного наблюдения охотно брали бывших солдат.

Но здесь произошла его встреча с Зубатовым. Бывший участник революционных кружков, Сергей в возрасте 22 лет был завербован тогдашним начальником Московского охранного отделения ротмистром Н. С. Бердяевым как платный агент внутреннего наблюдения. Уже через три года, в 1889 году агент стал легальным чиновником Департамента полиции и помощником Бердяева. В 32 года, в 1896 году Сергей Васильевич Зубатов был назначен начальником Московского охранного отделения. У нового руководителя было множество свежих идей по реформированию политического розыска, в том числе и наружного наблюдения. Вскоре после своего назначения Зубатов создает «Особый отряд наблюдательных агентов» (летучий отряд филеров) для осуществления слежки и производства арестов не только в Москве, но и в Одессе, Петербурге и Харькове. Руководителем этого подразделения и стал Е. П. Медников. Талант руководителя позволил Зубатову не обращать внимания на формальные помехи: низшее образование, малый чин и тому подобные препоны.

Выбор оказался исключительно удачным. Уже в самом начале своей деятельности «летучий отряд» провел ряд успешных операций, сделавших имя Медникова известным в кругах Департамента полиции. Так, 24 июня 1896 года в одном из пригородов Петербурга была ликвидирована нелегальная типография. Операции предшествовало плотное наружное наблюдение. Его осуществляли 15 опытнейших филеров-половина состава «летучего отряда». Ради истины заметим, что Зубатов распорядился направить в столицу такие силы лишь после получения от провокатора Гуровича достоверных сведений о существовании типографии.

Будущий жандармский генерал А. И. Спиридович так описывал свою первую встречу с Медниковым в помещении Московского охранного отделения (Гнездниковский пер., 5): «Навстречу поднимается упитанный, среднего роста штатский, полное здоровое румяное лицо, борода, усики, Длинные русые волосы назад, голубые спокойные глаза... Голос спокойный, певучий, немного простоватый». Знавшие Медникова сходились на том, что своим выдвижением он обязан природному уму, сметке, хитрости, трудоспособности и настойчивости. К наружному наблюдению он относился как к работе, которую следовало выполнять добросовестно, используя навыки торговца, солдата и охотника. Для рядовых филеров он был своим, понятным для них человеком, умевшим разговаривать на их языке. В результате Медников создал свою, как говорили тогда, «Евстраткину» школу.

Филеры знали, что их начальнику невозможно «вешать лапшу на уши» И если он при проверке финансовых отчетов говорил спокойно: «Скидай полтинник: больно дорого платишь извозчику», то агент «скидал», зная что, во-первых. Евстратий Павлович прав, а во-вторых, все равно всякие споры бесполезны. Вот как передавал тот же мемуарист сцену приема Медниковым сообщений от филеров: «Двенадцать часов ночи. Огромная низкая комната с большим дубовым столом посредине полна филеров. Молодые, пожилые и старые, с обветренными лицами, они стоят кругом по стенам в обычной позе - расставив ноги и заложив руки назад.

Каждый по очереди докладывает Медникову данные наблюдения и подает затем записку, где сказанное отмечено по часам и минутам, с пометкой израсходованных по службе денег.

А что же Волк? - спрашивает Медников одного из филеров.

Волк, Евстратий Павлович, - отвечает тот, - очень осторожен. Выход проверяет: заходя куда-либо, также проверку делает, и опять-таки и на поворотах, за углами тоже иногда. Тертый.

Заклепка, - докладывает другой, - как заяц, бегает, ничего не видит, никакой конспирации, совсем глупый...

Медников внимательно выслушивает доклады про всех этих Заклепок, Волков, Умных, Быстрых и Галок... Он делает заключения, то одобрительно кивает головой, то высказывает недовольство. Вот он подошел к филеру, любящему, по-видимому, выпить. Вид у того сконфуженный, молчит, точно чувствует, что провинился.

Ну что же, докладывай! - говорит иронически Медников. Путаясь и заикаясь, начинает филер объяснять, как он наблюдал с другим филером Аксеновым за "Куликом", как "Кулик" зашел на "Козихинский переулок, дом № 3, да так и не вышел оттуда, не дождались его".

Так-таки и не вышел, - продолжает иронизировать Медников.

Не вышел, Евстратий Павлович.

А долго ты ждал его?

Долго, Евстратий Павлович.

А до каких пор?

До одиннадцати, Евстратий Павлович.

Тут Медников уже не выдерживает больше. Он уже знает от старшего, что филеры ушли с поста около 7 часов, не дождавшись выхода наблюдаемого, почему он и не был проведен дальше. А у "Кулика" должно было состояться вечером интересное свидание с "приезжим" в Москву революционером, которого надо было установить. Теперь этот неизвестный "приезжий" упущен.

Побагровев, Медников сгребает рукой физиономию филера и начинает спокойно давать зуботычины. Тот только мычит и, высвободившись, наконец, головой, всхлипывает: "Евстратий Павлович, простите, виноват". "Виноват, мерзавец, так и говори, что виноват, говори прямо, а не ври! Молод ты, чтоб мне врать. Понял, мо-лод ты! - с расстановкой отчеканил Медников. - Дур-р-рак! - и ткнув еще раз, больше для виду, Медников, уже овладевший собой, говорит спокойно: по пятерке штрафу обоим! А на следующий раз - вон, прямо вон, не ври! На нашей службе врать нельзя. Не доделал - винись, кайся, а не ври!"» В этой сценке весь Медников: с его уровнем образования и воспитания, с его понятиями о долге и службе.

В 1902 году покровитель Медникова С. В. Зубатов был переведен в Петербург и вскоре стал заведующим особым отделением Департамента полиции. Видимо, не без помощи последнего Евстратий Павлович также перебрался в столицу и был назначен «заведующим наружного наблюдения всея России». По высочайшему повелению бывший унтер-офицер был удостоен личного дворянства (стал надворным советником - чин седьмого класса). Его оклад составлял 6000 рублей в год, что превышало жалованье многих чиновников гораздо более высокого звания.

Вслед за Медниковым стали делать карьеру и многие из его сотрудников и учеников. С организацией в 1902 году новых охранных отделений (розыскных пунктов) по всей стране часть филеров Московского отряда была откомандирована в эти подразделения руководителями службы наружного наблюдения. Около 20 человек были переведены в столицу и вошли в состав «летучего отряда» при Департаменте полиции.

Сохранилась переписка Медникова этого периода с рядом руководителей местных охранных подразделений и заведующими служб наружного наблюдения. Она свидетельствует о небывало возросшем авторитете Евстратия Павловича. Бывшие его филеры сохраняли верность своему учителю и в своих подробных донесениях сообщали не только о своем участке работы, но и вообще о всем, что делалось по розыскной части на местах. В результате создалась своеобразная ситуация, когда начальники охранных отделений и розыскных пунктов нередко подпадали под бдительный контроль и надзор Медникова. В результате они тоже предпочитали вести с ним частную переписку. Направляя доклад директору Департамента полиции, эти люди одновременно посылали письмо Медникову.

Кроме чувства определенной зависимости, было и другое: уважение к профессионализму. Об этом в эмиграции вспоминал жандармский генерал П. П. Заварзин. Прослуживший в корпусе жандармов 20 лет, руководивший в свое время Гомельским и Одесским розыскными пунктами, Кишиневским, Варшавским, Донским и Московским охранными отделениями, он впервые познакомился с Медниковым в 1903 году по случаю назначения на должность начальника Кишиневского охранного отделения. Почти через 30 лет Заварзин так описывал Медникова: «Совершенно неинтеллигентный человек, малограмотный, бывший филер из унтер-офицеров, употреблявший простонародные выражения, вынесенные из родной деревни... С первых же слов и объяснений о технике филерского наблюдения мне стало ясно, что это чрезвычайно тонкий и наблюдательный человек, мастер своего дела, воспитавший целое поколение филеров, отборных и втянутых в работу».

Руководители розыска на местах в письмах Медникову сообщали о своих успехах, просили совета и поддержки. Например, уже не раз упоминавшийся А. И. Спиридович 12 апреля 1903 года (он был в это время начальником Киевского охранного отделения) телеграфировал Медникову: «Ночью на 11-е в Бердичеве обыскано 32 квартиры, арестовано 30 чел., у восьми поличное... ». Подробности полковник сообщал письмом: «Дорогой Евстратий Павлович! На 11-е произведена в Бердичеве ликвидация... филеры очень трудную работу, по отзывам Игнатия Николаевича [один из его помощников. - А. Ф. ], выполняли отменно хорошо».

О работе филеров и вообще о деятельности Саратовского охранного отделения после Первого мая 1903 года писал Медникову его начальник Бобров: «Глубокоуважаемый Евстратий Павлович! Позволяю себе обратиться

к вам с покорнейшей просьбой. Дорогие моему и вашему сердцу филеры раду, ются, что не взирая на трудности розыскной службы в г. Саратове, осложняющейся отсутствием дворников, скверною постановкою дела ведения домовых книг и привычкою местных жителей выстраивать по нескольку десятков флигелей во дворе чужого дома, имеющего с флигелями одну и ту же нумерацию, но различные книги, - нам удалось таки вырвать как главных руководителей революционного движения, так равно и предупредить подготовлявшуюся на 1-е Мая демонстрацию».

Далее автор подробно перечислял населенные пункты, где происходили «ликвидации», упоминал конкретные успехи филеров Чебанова, Курдюкова, задержавших 30 апреля «главного агитатора среди рабочих А. Киреева». Последний нес на себе воззвания, призывающие к празднованию 1-го Мая. При выходе из дома он начал подтягивать брюки, оборачиваться и тем самым «дал возможность решить, что он вынес все оттуда». В письме также выделены филеры Широков, Егоров, Гудушкин (конный агент наружного наблюдения), захватившие с воззваниями столяра А. Филиппова, который «намеревался убить каждого, кто посмеет к нему подойти». При обыске у Филиппова изъяли револьвер «Смит и Весон» с пятью боевыми патронами. Применить оружие он не успел из-за филера Гудушкина, перерезавшего ему дорогу.

Характерным для того времени и среды общения является конец письма. «Изложенные результаты, в связи с прежней деятельностью чинов отделения, дают мне смелость обратиться к вам, дорогой Евстратий Павлович с ходатайством о поощрении «начальническим способом» [перечисляются названные выше филеры], так равно и остальных чинов отделения, в равной мере потрудившихся на пользу нашей трудной деятельности. Позволяю себе рассчитывать, что об изложенном вы доложите как его превосходительству г-ну директору Департамента, так и глубокоуважаемому Сергею Васильевичу [Зубатову], перед которым и поддержите мое ходатайство».

Письма самого Медникова руководителям наружного наблюдения также весьма ярко свидетельствуют о его недюжинных деловых и хозяйственных качествах. Вот что он, в частности, писал своему давнему знакомому, заведующему наружных наблюдением Одесского охранного отделения Никите Тимофеевичу Сотинкову (стиль, орфография и синтаксис нами сохранены. - А. Ф.).

«Тимофеевич, т. к. за наружное наблюдение отвечает департамент, то и организацию наружного наблюдения взяли на себя, для чего наметили достойных людей заведывать названным наблюдением в розыскных отделениях, т. е. старших филеров, которые ведут наблюдение, черновые дневники, пишут согласно правил дневники, заведующему наружным наблюдением в империи, то и старшим вменяется в обязанность и выбирать на службу в свое отделение людей, а также распределять им жалованье, а также проверять счета расходным деньгам, израсходованным по делам службы.

Примерно на Одесское отделение полагается 25 человек наблюдательных агентов (теперь филерами не называют), которые получают жалованье 1500, т. е. на округ по 50 р. в месяц, да еще полагается 4500 на 25 ч. на расходы, т. е. по 15 р. в месяц. Эта сумма отпущена на 25 ч., но надо сообразоваться, всем жалованья по 50 р. равно тратить нельзя, то надо делать так: тебе сто, следовательно уже 10 чел. получают по 45, Байкову 60 р., еще двоим 45 р.; Я думаю, надо принимать сперва на 30 р., потом добавлять лучшим по 5 р. в полугодие, но держать цифру всегда с остачей, экономя от жалованья. По моему надо так: 5 ч. на 30 р., 5 на 35 р., 5 на 40 р., 5 на 45 р., а остальные на большем содержании, а лучшим надо тотчас добавлять. Из 25 двоих держи для справок по городу, вроде полицейских надзирателей, но всецело в твоем распоряжении, т. е. работают по установкам и под твоим руководством, и кроме этого ничего не должно быть.

Теперь расходы полагаются по 15 р. на каждого, но не надо так делать, чтобы эти 15 р. и давать офицерам на руки, а пусть они делают так, как мы в Москве. При приеме на сведениях пишут, сколько кто затратил в течение дня, и в итоге не должно превышать 15 р. на каждого, т. е. у кого будет 7 р., у кого 15 р., а у кого и 25 р., но у кого и совсем будет мало.

Вот этот расход надо вести равномерно и аккуратно, в каждом месяце тратить не более 375 р., т. е. ежедневно 12 р. 50 к.

Так сделай список на каждый день и отмечай ежедневно графы, ты будешь иметь итоги и будешь знать, сколько у тебя остается экономии. Когда много будь потороватее, а когда в обрез, тогда поскупее, и всегда у тебя должен быть запас экономии рублей в 100 для экстренных надобностей, или в усиленное время подольше давать на расходы.

А жалованье у тебя в год полагается 1250 р., то ты сделай список людям и веди на эту сумму жалованье, т. е. как сказано выше по расчету, дабы хватило и с остачею рублей 20 до 1250 р. В таком роде ты всегда будешь в курсе своих денег, будешь лавировать превосходно, даже из остатка от экономии можно выдавать хотя к Рождеству награды людям.

Людей представляй начальству к зачислению молодых, красивых, развитых, умных и прямо из военной службы, т. е. самых дисциплинированных; если будут хороши, то и на первое время должен дать не 30 р., а 35 р., как лучшему. Будут хорошие филеры - будешь сам лучше работать, значит по заслугам и награда».

Из этого письма видно, что Медников, заботясь о делах службы, умел при этом не забывать и о своих личных интересах. Поэтому не будем скрывать, что разные люди по-разному отзывались о Евстратий Павловиче. Некий чиновник, скрывавшийся под псевдонимом А. П., писал: «Медников ранее был содержателем трактира, затем простым городовым и наконец, филером... Нажил на службе большое состояние. Сожительствовал с бывшей сотрудницей Екатериной Григорьевной».

Даже А. И. Спиридович, так восхищавшийся Медниковым, не удержался от критических слов по поводу его хозяйственно-финансовых дел: «В ведении Медникова находился и извозчий филерский двор, где было несколько выездов... У Медникова на руках была касса... Все расчеты у него... Работая за десятерых и проводя нередко ночь в отделении на кожаном диване, он в то же время не упускал своих частных интересов. Под Москвой у него было именьице с бычками, коровками и уточками, был и домик, было все. Рабочие руки были даровые, - делай, что хочешь». Видимо, в этих суждениях была тоже своя доля истины. Любопытно также, что после смещения Зубатова в 1903 году Медников продолжал нести свою службу при нескольких министрах: Плеве, князе Святополк-Мирском, Булыгине, Дурново и Столыпине.

Звездная карьера Евстратия Павловича оборвалась в 1909 году. Он заболел душевной болезнью. Такое необычное заболевание для человека его происхождения и биографии некоторые авторы связывают с историей Л. П. Меньшикова. Леонид Петрович ряд лет был близким Евстратию Павловичу человеком. Он прослужил в охранке 20 лет. Арестованный в 1887 году как участник одной из революционных организаций. Леонид дал откровенные показания. Его освободили и вскоре по ходатайству все того же Зубатова зачислили филером в Московское охранное отделение.

Вскоре выяснилось, что новый сотрудник обладает «бойким пером» и его перевели в канцелярию. Здесь он занимался анализом агентурных донесений, составлял обзоры и доклады для Департамента полиции. В 1905 году Леонид Петрович идет на решительный шаг: в анонимном письме руководству партии социалистов-революционеров он сообщил о провокаторской деятельности Азефа и Татарова. Эсеры в тот момент не поверили этому. В 1906 году Л. П. Меньшиков вышел в отставку, с пенсией 1300 рублей в год. Но душевная ломка продолжалась. В 1909 году он покинул Россию, встретился с В. Л. Бурцевым - знаменитым «охотником» за провокаторами, и расшифровал 275 тайных агентов охранки. Скандал был грандиозный.

Это было тяжелым потрясением для Медникова. В связи с болезнью его уволили на пенсию. Но прожил он после этого недолго и умер в одной их психиатрических клиник Петербурга.

Ну что за день такой сегодня. Выдался свободныфй час, решил почитать "Записки Жандарма" Спиридовича.

Стало понятно откуда в "Статском советнике" слизаны типажи и текст:

Колоритного Медникова (у Акунина он Мыльников, но даже имя осталось тоже) вообще начисто спер, впрочем как и городовой Будников с Хитровки, в "Любовнике Смерти", сперт у Гиляровского.
Зато правда предвкушаю как будет интересно дальше:)

Правой рукой Зубатова был Евстратий Павлович Медников, 52
человек в то время лет пятидесяти. Он заведывал агентами
наружного наблюдения, или филерами, которые, наблюдая на улицах
за данными им лицами выясняли наружно, что те делали, с кем
встречались и какие места посещали. Наружное наблюдение развивало
данные внутренней агентуры.
Медников был простой, малограмотный человек, старообрядец,
служивший раньше полицейским надзирателем. Природный ум, сметка,
хитрость, трудоспособность и настойчивость выдвинули его. Он
понял филерство как подряд на работу, прошел его горбом и скоро
сделался нарядчиком, инструктором и контролером. Он создал в этом
деле свою школу - Медниковскую, или как говорили тогда,
"Евстраткину" школу. Свой для филеров, которые в большинстве были
из солдат уже и тогда, он знал и понимал их хорошо, умел
разговаривать, ладить и управляться с ними.
Двенадцать часов ночи. Огромная низкая комната с большим
дубовым столом посредине полна филеров. Молодые, пожилые и
старые, с обветренными лицами, они стоят кругом по стенам в
обычной позе - расставив ноги и заложив руки назад.
Каждый по очереди докладывает Медникову данные наблюдения и
подает затем записку, где сказанное отмечено по часам и минутам,
с пометкой израсходованных по службе денег.
- А что же Волк? - спрашивает Медников одного из филеров.
- Волк, Евстратий Павлович, - отвечает тот, - очень
осторожен. Выход проверяет, заходя куда-либо, также проверку
делает и опять-таки и на поворотах, и за углами тоже иногда.
Тертый.
- Заклепка, - докладывает другой, - как заяц, бегает, ничего
не видит, никакой конспирации, совсем глупый...
Медников внимательно выслушивает доклады про всех этих 53
Заклепок, Волков, Умных, Быстрых и Галок, - так по кличкам
назывались все проходившие по наблюдению. Он делает заключения,
то одобрительно кивает головой, то высказывает недовольство.
Но вот он подошел к филеру, любящему, по-видимому, выпить.
Вид у того сконфуженный; молчит, точно чувствует, что провинился.
- Ну что же, докладывай! - говорит иронически Медников.
Путаясь и заикаясь, начинает филер объяснять, как он наблюдал с
другим филером Аксеновым за "Куликом", как Кулик зашел на
"Козихинский пер., дом № 3, да так и не вышел оттуда, не
дождались его".
- Так-таки и не вышел, - продолжает иронизировать Медников
- Не вышел, Евстратий Павлович.
- А долго ты ждал его?
- Долго, Евстратий Павлович.
- А до каких пор?
- До одиннадцати, Евстратий Павлович.
Тут Медников уже не выдерживает больше. Он уже знает от
старшего, что филеры ушли с поста в пивную около 7 часов, не
дождавшись выхода наблюдаемого, почему он и не был проведен
дальше. А у "Кулика" должно было состояться вечером интересное
свидание с "приезжим" в Москву революционером, которого надо было
установить. Теперь этот неизвестный "приезжий" упущен.
Побагровев, Медников сгребает рукой физиономию филера и
начинает спокойно давать зуботычины. Тот только мычит и,
высвободившись, наконец, головой, всхлипывает:
- Евстратий Павлович, простите, виноват.
- Виноват, мерзавец, так и говори, что виноват, говори
прямо, а не ври! Молод ты, чтоб мне врать. Понял, молод ты! - с
расстановкой отчеканил Медников. - Дурррак! - и ткнув еще раз,
больше для виду, Медников, уже овладевший собой, говорит
спокойно: - По пятерке штрафу обоим! А на следующий раз - вон;
прямо вон, не ври! На нашей службе врать нельзя. Не доделал -
винись, кайся а не ври!

(декабрь 1853, Ярославль — 2 декабря 1914, Санкт-Петербург) - создатель и руководитель лучшей филёрской службы Охранного отделения Департамента полиции в Российской Империи (медниковской школы агентов наружного наблюдения), по свидетельству А. И. Спиридовича , и Заварзина П.П - "медниковские филёры отличались высоким профессионализмом и по способности к конспирации не уступали профессиональным революционерам" .

Медников Евстратий Павлович, как профессиональный специалист высшего класса, пользовался огромным спросом в уголовно-сыскной полиции, несмотря на смену шести министров внутренних дел (Сипягин, Плеве, Святополк-Мирском, Булыгин, Дурново и Столыпин), ему до конца карьеры удалось сохранять своё положение в Московском Охранном отделении.

Филёр - сыщик, агент Охранного отделения или уголовно-сыскной полиции в Российской Империи конца 19 века - начала 20 века, в обязанности которого входили проведение наружного наблюдения и негласный сбор информации о лицах, представляющих интерес.

Филер Ф. Крылов в простонародной одежде. 1903 г.

Отдельный Особый отряд наблюдательных агентов или "Летучий отряд филёров" использовался в особых ответственных политических делах по розыску революционеров во всех губерниях Российской Империи, "Летучий отряд филёров" во главе с Медниковым был подчинён непосредственно Департаменту полиции Российской Империи.

Группа филеров и руководителей служб наружного наблюдения Москвы и Петербурга.

Воспоминания из мемуара Спиридовича А.И. "Записки жандарма":

"Правой рукой Зубатова был Евстратий Павлович Медников, человек в то время лет пятидесяти. Он заведывал агентами наружного наблюдения, или филерами, которые, наблюдая на улицах за данными им лицами выясняли наружно, что те делали, с кем
встречались и какие места посещали. Наружное наблюдение развивало данные внутренней агентуры.
Медников был простой, малограмотный человек, старообрядец, служивший раньше полицейским надзирателем. Природный ум, сметка, хитрость, трудоспособность и настойчивость выдвинули его. Он понял филерство как подряд на работу, прошел его горбом и скоро сделался нарядчиком, инструктором и контролером. Он создал в этом деле свою школу - Медниковскую, или как говорили тогда, "Евстраткину" школу. Свой для филеров, которые в большинстве были из солдат уже и тогда, он знал и понимал их хорошо, умел разговаривать, ладить и управляться с ними.

Двенадцать часов ночи. Огромная низкая комната с большим дубовым столом посредине полна филеров. Молодые, пожилые и старые, с обветренными лицами, они стоят кругом по стенам в обычной позе - расставив ноги и заложив руки назад. Каждый по очереди докладывает Медникову данные наблюдения и подает затем записку, где сказанное отмечено по часам и минутам, с пометкой израсходованных по службе денег.

А что же Волк? - спрашивает Медников одного из филеров.

Волк, Евстратий Павлович, - отвечает тот, - очень осторожен. Выход проверяет, заходя куда-либо, также проверку делает и опять-таки и на поворотах, и за углами тоже иногда. Тертый.

Заклепка, - докладывает другой, - как заяц, бегает, ничего не видит, никакой конспирации, совсем глупый...

Медников внимательно выслушивает доклады про всех этих Заклепок, Волков, Умных, Быстрых и Галок, - так по кличкам назывались все проходившие по наблюдению. Он делает заключения, то одобрительно кивает головой, то высказывает недовольство.
Но вот он подошел к филеру, любящему, по-видимому, выпить. Вид у того сконфуженный; молчит, точно чувствует, что провинился.

Ну что же, докладывай! - говорит иронически Медников.

Путаясь и заикаясь, начинает филер объяснять, как он наблюдал с другим филером Аксеновым за "Куликом", как Кулик зашел на "Козихинский пер., дом № 3, да так и не вышел оттуда, не дождались его".

Так-таки и не вышел, - продолжает иронизировать Медников
- Не вышел, Евстратий Павлович.
- А долго ты ждал его?
- Долго, Евстратий Павлович.
- А до каких пор?
- До одиннадцати, Евстратий Павлович.

Тут Медников уже не выдерживает больше. Он уже знает от старшего, что филеры ушли с поста в пивную около 7 часов, не дождавшись выхода наблюдаемого, почему он и не был проведен дальше. А у "Кулика" должно было состояться вечером интересное свидание с "приезжим" в Москву революционером, которого надо было
установить. Теперь этот неизвестный "приезжий" упущен.

Побагровев, Медников сгребает рукой физиономию филера и начинает спокойно давать зуботычины. Тот только мычит и, высвободившись, наконец, головой, всхлипывает:

Евстратий Павлович, простите, виноват.

Виноват, мерзавец, так и говори, что виноват, говори прямо, а не ври! Молод ты, чтоб мне врать. Понял, молод ты! - с расстановкой отчеканил Медников. - Дурррак! - и ткнув еще раз, больше для виду, Медников, уже овладевший собой, говорит
спокойно: - По пятерке штрафу обоим! А на следующий раз - вон; прямо вон, не ври! На нашей службе врать нельзя. Не доделал - винись, кайся а не ври!

Эта расправа по-свойски; своя, Евстраткина система. То, что происходило в филерской, знали только филеры да Медников. Там и награды, и наказания, и прибавки жалованья, и штрафы, там и расходные, т.-е. уплата того, что израсходовано по службе, что
трудно учесть и что всецело зависит от Медникова.

Просмотрев расход, Медников произносил обычно:

- "Ладно, хорошо". Найдя же в счете преувеличения, говорил спокойно:
"Скидай полтинник; больно дорого платишь извозчику, скидай".
И филер "скидал", зная, что, во-первых, Евстратий Павлович прав, а, во-вторых, все равно всякие споры бесполезны.

Кроме своих филеров, при Московском отделении был еще летучий филерский отряд департамента полиции, которым также ведал Медников. Этот отряд разъезжал по России, разрабатывая агентурные сведения Зубатова или департамента, работая как бы под фирмой последнего. По деловитости, опытности и серьезности филеров, которые в большинстве брались из московских филеров, летучий отряд был отличным наблюдательным аппаратом, не уступавшим по умению приспособляться к обстоятельствам, по подвижности и конспирации, профессиональным революционерам .

То была старая Медниковская школа. Лучше его филеров не было, хотя выпивали они здорово и для всякого постороннего взгляда казались недисциплинированными и неприятными. Они признавали только Медникова. Медниковский филер мог пролежать в баке над ванной (что понадобилось однажды) целый вечер; он мог долгими часами выжидать на жутком морозе наблюдаемого с тем, чтобы провести его затем домой и установить, где он живет; он мог без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать внезапно, часто без денег, за тысячи верст; он попадал за границу, не зная языков, и умел вывертываться.

Его филер стоял извозчиком так, что самый опытный профессиональный революционер не мог бы признать в нем агента.
Умел он изображать из себя и торговца спичками, и вообще лотошника. При надобности мог прикинуться он и дурачком и поговорить с наблюдаемым, якобы проваливая себя и свое начальство. Когда же служба требовала, он с полным самоотвержением продолжал наблюдение даже за боевиком, зная, что рискует при провале получить на окраине города пулю браунинга или удар ножа, что и случалось.

Единственно, чего не было у Медниковского филера, это сознания собственного профессионального достоинства. Он был отличный специалист-ремесленник, но не был проникнут тем, что в его профессии не было ничего зазорного. Этого Медников им привить не мог, его не хватало на это. В этом отношении провинциальные жандармские унтер-офицеры, ходившие в штатском и исполнявшие обязанности филеров, стояли много выше, понимая свое дело как государственную службу. Позже и штатские филеры, подчиненные жандармским офицерам, воспитывались именно в этом новом направлении, что облагораживало их службу и много помогало делу.

Карманный альбом филера с фотографиями членов партии эсеров и описаниями их примет.

Во всех раскрытиях отделения роль наружного наблюдения была очень велика, благодаря чему, главным образом, Медников и сделался самым близким доверенным лицом Зубатова. У близкой Медникову женщины была главная конспиративная квартира Зубатова, где жил и сам Медников, где происходили и свидания с некоторыми
сотрудниками и с другими лицами по делам розыска. Знал они оберегал и другие места, где происходили свидания Зубатова и других чинов отделения, если они допускались к этому делу.
Допускался же далеко не каждый, так как агентура, эта святая святых отделения, бережно охранялась от всякого не только постороннего, но и своего отделенского взгляда.
В ведении Медникова находился и извозчичий филерский двор, где было несколько выездов, ничем не отличавшихся наружно от обыкновенных "Ванек". Комбинация конного наблюдения с пешим приносила большую пользу при наблюдении.

У Медникова на руках была и касса. Зубатов был бессребреником в полном смысле этого слова, то был идеалист своего дела; Медников же - сама реальность, сама жизнь. Все расчеты - у него. Работая за десятерых и проводя нередко ночь в
отделении на кожаном диване, он в то же время не упускал своих частных интересов. Под Москвой у него было "именьице с бычками, коровками и уточками, был и домик", было все. Рабочие руки были даровые, - делай, что хочешь; свой человек - жена, хорошая, простая женщина, вела хозяйство.
Приехавши в Москву, я застал Медникова уже старшим чиновником для поручений, с Владимиром в петлице, который в то время давал права потомственного дворянства. Он уже выправил тогда все документы на дворянство, имел грамоту и занимался составлением себе герба; на гербе фигурировала пчела, как символ трудолюбия, были и снопы."

В 1906 году Медников Евстратий Павлович в ранге надворного советника с правом потомственного дворянства вышел на пенсию.
Поселился в своём имении в Гороховецком уезде Владимирской губернии, где занимался сельским хозяйством. До последних лет жизни поддерживал переписку с Сергеем Зубатовым и своими учениками по делу полицейского розыска.
В 1910 году Медников заболел тяжёлым душевным заболеванием и до 1913 года лечился в психиатрической больнице. Некоторые авторы связывают душевное заболевание Медникова с предательством Л. П. Меньщикова .

Меньщиков Леонид Петрович бывший член народовольческого кружка, под арестом дал признательные показания и согласился стать осведомителем охранки, в последствии поступил на службу в Московское охранное отделение в качестве агента наружного наблюдения (филёра), переведён письмоводителем канцелярии ведавшим секретной документацией Охранного Отделения, затем назначен старшим помощником делопроизводителя Департамента полиции, переведен в Санкт-Петербург коллежским асессором Департамента полиции, уволен со службы директором Департамента полиции Трусевичем, в 1909 году Меньщиков эмигрировал во Францию, вышел на связь с руководителями запрещённых российских политических партий (российские либеральные оппозиции радикального толка) в Российской Империи, и выдал всю имеющуюся у него в распоряжении секретную информацию об Охранном Отделении Департамента Полиции Российской Империи, и секретную информацию разоблачающую заграничную агентуру Департамента полиции Российской Империи, в количестве около 2000 человек, публиковал в парижских газетах статьи под псевдонимом "Иванов" секретную информацию разоблачающую заграничную агентуру Департамента полиции Российской Империи, после октябрьского переворота 1917 года в Российской Империи, активно сотрудничал с Советской властью в качестве эксперта в работе комиссии по разбору архивов бывшей заграничной агентуры Департамента полиции Российской Империи, часть секретных документов и свою коллекцию революционной нелегальной литературы из личной большой библиотеки продал в Институт Ленина (Москва, СССР) за символическую сумму в 10000 франков (130—150 долларов США), часть секретных документов из своего архива продал в Праге в Русский заграничный исторический архив (РЗИА).

Воспоминания об Меньщикове из мемуара Спиридовича А.И. "Записки жандарма":

"Угрюмый, молчаливый, корректный, всегда холодно-вежливый, солидный блондин в золотых очках и с маленькой бородкой, Меньщиков был редкий работник. Он держался особняком. Он часто бывал в командировках, будучи же дома "сидел на перлюстрации", т.-е. писал в департамент полиции ответы на его бумаги по выяснениям различных перлюстрированных писем. Писал также и вообще доклады департаменту по данным внутренней агентуры. Это считалось очень секретной частью, тесно примыкавшей к агентуре, и нас, офицеров, к ней не подпускали, оставляя ее в руках чиновников. Меньщиковское бюро красного дерева внушало нам особое к нему почтение. И когда однажды, очевидно, по приказанию начальства, Меньщиков, очень хорошо относившийся ко мне, уезжая в командировку, передал мне ключ от своего бюро и несколько бумаг для ответов департаменту, это произвело в отделении некоторую сенсацию. Меня стали поздравлять.
Меньщиков знал революционную среду, и его сводки о революционных деятелях являлись исчерпывающими. За ним числилось одно большое дело. Говорили, что в те годы департамент овладел раз явками и всеми данными, с которыми некий заграничный представитель одной из революционных организаций должен был объехать ряд городов и дать своим группам соответствующие указания. Меньщикову были даны добытые сведения и, вооружившись ими, он в качестве делегата объехал по явкам все нужные пункты, повидался с представителями местных групп и произвел начальническую ревизию. Иными словами, успешно разыграл революционного Хлестакова, и в результате вся организация подверглась разгрому.
Меньщиков получил за то вне очереди хороший орден. Позже, взятый в Петербург, в департамент, прослуживший много лет на государственной службе, принесший несомненно большую пользу правительству, он был уволен со службы директором департамента полиции Трусевичем. Тогда Меньщиков вновь встал на сторону революции и, находясь за границей, начал опубликовывать те секреты, которые знал. "

Для Медникова это было тяжёлым ударом. Евстратий Павлович Медников скончался 2 декабря 1914 года в одной из психиатрических клиник Санкт-Петербурга.