«Мягкая сила » (soft power)

– способность получать желаемые результаты в отношениях с другими государствами за счет привлекательности собственной культуры, ценностей и внешней политики, а не принуждения или финансовых ресурсов (Nye, Joseph. Soft Power: The Means to Success in World Politics, 2004).

– способность влиять на другие государства с целью реализации собственных целей через сотрудничество в определенных сферах, направленное на убеждение и формирование положительного восприятия (Nye, Joseph. The Future of Power, 2011).

Из данных определений следует, что основными рычагами «мягкой силы» являются культура, ценности и инструменты внешней политики государства. Говоря о бизнесе, в рамках этих областей особое внимание стоит обратить на такие составляющие, как родной язык, деловые связи, образовательную политику, развитие НИОКР, а главное, устойчивое экономическое положение страны и региона в целом. Эти компоненты наиболее сильно влияют как на имидж государства в современном мире, так и на восприятие страны самими гражданами. Язык и инновационные технологии служат визитной карточкой государства в мире. Экономическая стабильность и качественное высшее образование обеспечивают безопасность граждан и их уверенность в завтрашнем дне, а так же делают страну привлекательной для зарубежных инвестиций. В совокупности данные компоненты позволяют реализовать экономические преимущества на международной арене и установить долгосрочные контакты с зарубежными партнерами.

Основными целевыми группами для применения «мягкой» силы в экономике России являются:
— крупные предприятия

— малый и средний бизнес

— предприниматели

Бизнес-ассоциации

Инвестиционный климат в стране зависит от технологического развития, нормативно-правовое регулирования и наличия квалифицированных работников.

Несмотря на то, что финансовые ресурсы принято относить к «жесткой» силе, они необходимы и в «мягкой» политике для того, чтобы с мнением государства считались, и оно могло взаимодействовать с другими акторами путем поиска выгодного решения, установления общих ценностей, культурного и технологического обмена. Сильная экономика так же дает стране возможность поддерживать перспективные исследовательские проекты, модернизировать производство и развивать инновационные идеи.

Основной «мягкой силы» являются связи, отношения и контакты страны.

Концепция «мягкой силы» продолжает развиваться. Ее использование в бизнес-секторе способно дать ощутимые преимущества стране, поскольку, в отличие от «жесткой силы» она помогает странам и компаниям извлекать финансовую и иную выгоду, не прибегая к агрессивной политике, которая и затратна, и опасна.

Следует обратить внимание, что, несмотря на прямую связь между имиджем государства и бизнес климатом, «мягкая сила» все же не может быть единственным инструментом регулирования экономики.

Так, основоположник понятия Джозеф Най определил, что «мягкая сила» трудно поддается измерению и достаточно непредсказуема. Хотя ее действие имеет продолжительный характер, результат зачастую бывает надолго отложенным. Кроме того, если в одном государстве уже сложилось негативное восприятие другого, инструменты мягкой силы становятся бесполезными.

Доказательством этого может служить современная напряженность экономической ситуации между Россией и Украиной, вызванная множеством веских причин. Основным фактором, усугубляющим отношения между странами, является разногласия в энергетической политике (транзит и использование нефти и газа). Очевидно, что с помощью одних лишь методов культурной дипломатии примирить стороны по такому жизненно важному для экономики вопросу крайне сложно. Конфликт усложняют различия национальных интересов государств, сепаратизм отдельных областей. Общественные и культурные разногласия сторон усугубляются из-за внутриполитической ситуации на Украине и участия третьих сторон.

Однако, путем применения «мягкой силы» Россия может, со временем, ослабить международное напряжение в связи с Украинским кризисом и этим способствовать решению таких проблем российского бизнеса, как спад экспорта и импорта продукции, падение рубля, снижение деловой активности в промышленности в связи с санкциями.

Примеры эффективного использования мягкой силы: опыт зарубежных стран

По мнению главного редактора журнала «New Perspectives Quarterly» Натана Гардельса, использование «мягкой силы» было одним из главных средств гегемонии США в мире после Второй мировой войны и важным фактором ее победы в холодной войне. Такие американские ценности, как демократия, права человека, равенство возможностей, распространяясь за «железным занавесом», служили прекрасным подспорьем для американской внешней политики.

На сегодняшний день обеспечение индивидуальных гражданских и экономических прав остается одним из основных направлений политики США. В то же время штаты, пользуясь экономическим преимуществом, активно лоббируют свои интересы через различные международные организации.

Конструктивным применением «мягкой силы» является и консолидированная позиция, занятая коалицией Германии, Китая, России Франции по поводу войны в Ираке, что позволило этим странам не допустить принятия Советом Безопасности ООН резолюции, легитимирующей войну против Ирака.

Еще одним значимым примером является успешная политика, проводимая Великобританией после Второй мировой войны с опорой на ее колониальное наследие — превращение английского языка в язык глобального общения («Global English»). Сегодня очевидно, насколько мощным рычагом воздействия на экономическое и культурное развитие всего региона оказался этот шаг.

Основным объектом применения мягкой силы для России сегодня являются страны СНГ и Восточной Азии, входящими в такие межгосударственные объединения, как ШОС, ОДКБ, Евразэс, БРИКС.

Можно вспомнить, что русский язык в советское время являлся “lingua franca” на территории всего Советского Союза и служил средством межнационального общения. На территории бывшего СССР русский язык обладает статусом государственного языка в Белоруссии, Казахстане и Киргизии. Российские культурные и образовательные проекты остаются одним из эффективных инструментов российского влияния на страны СНГ.Со времен реформ Дэн Сяопина в конце 1970-х Китай принял для себя стратегию «главное в первую очередь». Прежде чем наращивать военную мощь, Пекин долго занимался выстраиванием своего места под солнцем, накачивая экономические мускулы. Основной принцип развития — «Геоэкономика» важнее геополитики. Идея пропаганды китайских ценностей как способ укрепления своего влияния в мире никогда не интересовала Пекин.

Сила магнитного поля Поднебесной обеспечивается его экономической мощью. С точки зрения политиков Пекина, «мягкая сила» есть продолжение власти денег. Результатом грамотной политики является сегодняшнее положение Китая в мире. Итак, к конкурентным преимуществам Китая на мировой арене относятся инвестиционный и экономический потенциал. Основными факторами, позволяющими повысить имидж Китая в экономической сфере, являются:

— опора на экономическое развитие

— Инвестиционный и экономический потенциал Китая

— Интернационализация валюты (юаня)

— Деловые контакты: работа с руководством и элитами стран присутствия, активное взаимодействие и поддержка представителей диаспоры за рубежом

Можно сделать вывод, что у всех вышеуказанных стран есть чему поучиться.

Позиция России по вопросу применения «Мягкой силы»

Россия выступает за открытое влияние на внутреннюю политику и на общественное настроение в других странах.

Президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин отмечает, что во внешней политике ни в коем случае не должны применяться такие противоправные инструменты «мягкой силы», как создание тайных «агентов влияния», финансирование и использование в своих интересах неправительственных организаций других стран. Применение подобных методов ведет к взращиванию экстремизма, сепаратизма, национализма, манипулированию общественным сознанием, и, как итог, к нарушению одного из фундаментальных принципов Международного права — прямому вмешательству во внутреннюю политику суверенных государств. Влияние на внутреннюю политику и общественное настроение в других странах должно быть исключительно открытым еще и потому, что именно в случае публичности акторы будут максимально ответственно относиться к своим действиям.Целью правового применения «мягкой силы» является формирование позитивного восприятия государственной деятельности за рубежом.

Создание благоприятного имиджа страны обеспечивает условия для привлечения зарубежных инвесторов в национальную экономику, а так же в целом способствует ее международной экономической деятельности.

«Мягкие» методы влияния на бизнес климат в России

Развитие экономических связей, инвестиционное сотрудничество, поддержка экспорта – важнейшие задачи, которые решает ТПП РФ. Работа идет по всем возможным направлениям: БРИКС, Деловой совет ШОС, форум Боао.

Ресурсы и международные связи Торгово-промышленной палаты могут служить эффективным оружием «мягкой силы» для повышения авторитета России и расширения деловых контактов.

Взаимодействие Минэкономразвития России с ТПП России осуществляется в рамках реализации программ долгосрочного экономического сотрудничества и соответствующих планов мероприятий по их реализации, где ТПП России участвует в качестве соисполнителей при организации и проведении выставок, экономических и региональных форумов, конференций и других мероприятий в зарубежных странах.

Общность задач во внешнеэкономической деятельности определяет необходимость дальнейшего развития и укрепления взаимодействия министерства и палаты.

Наиболее плодотворно двустороннее взаимодействие осуществляется в рамках межправительственных комиссий (МПК). Важно отметить, что представители ТПП России вовлечены в состав многих МПК, которые проходят на регулярной основе.

Важнейшей задачей является усиление координации деятельности МПК и деловых советов.

Руководители деловых советов представляют руководящую обойму крупнейших корпораций России: ГК «Ростехнологии», «РЖД», ОАО «Алмазный Мир» и др. Российско-Китайский ДС возглавляет Геннадий Тимченко, владелец инвестиционной группы Volga Group, Российско-Арабский ДС –Владимир Евтушенков, председатель совета директоров АФК «Система», Российско-Бахрейнский ДС – Владимир Дмитриев, председатель «Внешэкономбанка».

Важнейшей целью бизнес-регулирования является разработка единой концепции ТПП РФ, деловых советов, торгпредств. Вектор межправительственных комиссий на то, чтобы плотнее работать с деловым сообществом, активнее привлекать бизнес к решению проблем и к выходу экспортно ориентированных предприятий на зарубежные рынки, к участию таких предприятий в отраслевых выставках, отечественных экспертов в разработке паспорта внешнеэкономического проекта.

Работа как по выходу российского бизнеса на зарубежные рынки, так и по привлечению новых инвесторов в Россию должна быть выстроена в рамках единой концепции всех заинтересованных сторон.

В частности, необходима поддержка государством экспорта: учитывая ставку рефинансирования, важно доплачивать тем, кто занимается экспортом несырьевой продукции, чтобы ставка была минимальной – считает президент ТПП РФ Сергей Катырин.

Направления применения «мягкой силы» для России

Важнейшие элементы «мягкой» силы – культурный обмен и двусторонние взаимодействие. Сильнейшей составляющей этих элементов является наработка контактов для бизнеса и информирование российского бизнеса о предложениях, что особо важно для экспортеров.

То есть такие организации, как Россотрудничество, фонд «Русский мир», подразделения российских университетов и Российской Академии наук вносят значимый вклад не только в образование и науку, но и в формирование благоприятного бизнес-климата.

Сергей Викторович Лавров акцентировал внимание на следующей проблеме применения «мягкой» силы:

— Россия традиционно помогает другим государствам, однако эта помощь фактически обезличена и не воспринимается общественностью как помощь России, а скорее, как помощь международных финансовых институтов.

Решением этой проблемы будет являться эффективное использование потенциала Росструдничества с тем, чтобы бизнес более активно получал политическую поддержку со стороны государства, дипломатическое сопровождение своих проектов, а государство - добивалось более эффективного укрепления наших позиций на международной арене. Можно предположить, что дипломатическое сопровождение бизнеса может потребовать подготовки высококвалифицированных специалистов данного профиля.

Россия и СНГ, «мягкая сила» в бизнесе

Российские культурные и образовательные проекты остаются одним из эффективных инструментов российского влияния на страны СНГ.

Ведущий сотрудник ИМЭМО РАН, Эдуард Геннадьевич Соловьев, говорит о том, что сегодня благоприятное позиционирование России на постсоветском пространстве как никогда требует комплекса мер «мягкой силы». К этим мерам он относит: создание более широких и открытых общественных и экономических связей, привлечение финансовых ресурсов российских бизнес — структур к различным образовательным и культурным проектам.При всей ограниченности ресурсов Россия на постсоветском пространстве является важным фактором обеспечения безопасности и экономическим локомотивом развития.

Россия необходима странам СНГ как рынок приложения избыточных трудовых ресурсов, как важнейший транзитный путь для надежного и стабильного выхода на рынки третьих стран, а также в качестве источника инвестиций.

Для союзников по ОДКБ Россия выступает гарантом безопасности, поставщиком современных вооружений и военно-технического сотрудничества на льготных условиях.В свою очередь, страны СНГ способны обеспечить России ресурсную базу (природные ресурсы, рабочая сила, транзитные возможности), необходимую для успешной модернизации и ускоренного развития страны.

Основные факторы, усложняющие развитие России на пространстве СНГ:

— Трудности российской модели развития в ходе нынешнего финансово-экономического кризиса сильно ударил по имиджу России.

Кризис значительно снизил как прямые российские внешнеполитические возможности (проекции влияния, обусловленного экономической мощью), так и косвенные (формирующиеся за счет авторитета политики и эффективности избранной модели развития).

— то, что в новых независимых государствах (ННГ) уже выросло поколение людей, для которых Россия представляет собой нечто внешнее в социокультурном и языковом отношении.

В данных условиях для усиления реального влияния России на постсоветском пространстве использовать влияние «мягкой силы» представляется лучшим вариантом.

Так же решению возникающих проблем будет способствовать грамотное государственное регулирование:

В связи с болезненностью восприятия государственной инвестиционной активности за рубежом, необходимо создание влиятельных институциональных структур, включающих не только государственных чиновников и бюрократов, но и частных предпринимателей всех заинтересованных стран региона, таких, как «Круглый стол» промышленников и предпринимателей, или Делового совета.

Особое внимание необходимо уделить адекватному представительству бизнес-сообществ разных стран региона. Более того, целесообразно привлекать к его деятельности различные объединения предпринимателей, в том числе малого бизнеса. Она должна стать удобной площадкой, где инвесторы могли бы получить необходимое информационное обеспечение, взаимодействовать с экспертами.

Возможные направления применения Россией «мягкой силы» в будущем

Можно сделать вывод, что состояние бизнес-климата зависит, прежде всего, от экономической и культурной политики государства: использования инноваций, финансовой поддержки НИОКР, взаимодействия с зарубежными партнерами, а так же от политики в сфере образования.

В разработке международной рыночной стратегии следует учитывать тесную связь между экономической и культурной средой, между бизнесом и образованием. Благоприятными для экономического климата являются курсы повышения квалификации для бизнесменов и руководителей, научные конференции в ведущих университетах, мастер-классы отечественных специалистов, программы по международному академическому обмену, гранты для обеспечения сотрудничества отечественных и зарубежных исследователей. Ответом на подобные шаги образовательных учреждений может быть финансирование предприятиями данных проектов, а так же предоставление рабочих мест выпускникам вузов. Важнейшим вкладом в будущее является применение инновационных технологий. Для быстрого и бесплатного обмена информацией при обучении и бизнес — сотрудничестве могут быть использованы социальные сети, «облачные» серверы и другие возможности Интернета.

Институт исследований развивающихся рынков Московской школы управления СКОЛКОВО (ИИРР) советует переключить внимание с крупных государственных компаний на поддержку и развитие частного предпринимательства.

Это, по мнению исследователей, докажет, что «мягкая сила» России может развиваться даже вопреки методам «жесткой» силы, зачастую используемой для решения внешнеполитических задач.

Для достижения своих целей России нужно будет продолжить модернизировать и выводить на глобальную арену вузы, что поспособствует формированию связей в молодежной среде и распространению культурных идей.

Можно надеяться, что применение «мягкой силы» негосударственными организациями поможет преодолеть экономические трудности, возникшие в связи с украинским и сирийским кризисами.

К концу ХХ века большинство научных школ пришло к необходимости расширенной интерпретации такого понятия, как «сила» в теории международных отношений. Толкование силы только как военного потенциала признавалось несоответствующим реалиям глобализации и неэффективным для практики внешней политики.

В этой связи, ряд исследователей предпринял попытки теоретического осмысления трансформации силы в международных отношениях. Они стали выделять различные уровни, аспекты, виды силы. Исследователи концепции «мягкой силы» рассматривают теории о различных видах силы, которые появились с наступлением эпохи глобализации, в качестве предшественниц идей Дж. Ная – автора концепции «мягкой силы».

Такие теоретики «мягкой силы», как Дж. Галларотти, Дж. Маттерн, А. Вавин и другие писали о том, что концепция «мягкой силы» коррелируется с третьим «лицом» силы, о котором писал С. Льюкс.

Дж. Галларотти также указывает на схожесть концепций Льюкса и Ная. Он пишет, что идея «мягкой силы» Дж. Ная имеет много общего с третьим «лицом» силы С. Льюкса, которое выражается в доверии других акторов, достигамом в процессе вовлечения в принятия и реализации решений. Как указывает Галларотти, в основу теории Льюкса в свою очередь легли идеи К. Маркса и А. Грамши об идеологической легитимизации капитализма. Грамши являлся выразителем «радикального видения власти», так как считал идеологическую гегемонию политической манипуляцией в пользу правящего класса, которая заставляла людей действовать против их же собственных интересов.

Дж. Галларотти на данном этапе утверждает, что в таком случае это не мягкая сила, так как, по его мнению, «мягкая сила» позволяет избегать конфликтных ситуаций, даже скрытых.

А. Вавин считает, что «мягкая сила» Дж. Ная соединила в себе все предшествующие теории, называя его концепцию «всеобъемлющей». Вместе с тем, исследователь указывает, что Дж. Наю удалось сделать значительный шаг в теоретическом развитии категории «силы» в международных отношениях. Именно Дж. Най предложил новое видение соотношения мягкой и жесткой силы, введя образ континуума. Континуум «мягкая – жесткая сила» продемонстрировал новые нюансы, которые раньше игнорировались исследователями-международниками.

Как отечественные, так и зарубежные исследователи роли «мягкой силы» во внешней политике, размышляя о концепции «мягкой силы», подчеркивали, что сама идея непрямого и скрытого влияния в мировой политике не нова. В российском дискурсе теме теорий-предшественников концепции Дж. Ная было уделено особое внимание. Если в зарубежном исследовательском сообществе, ученые чаще всего видели истоки теории «мягкой силы» в наработках теоретиков, изучавших роль силы и власти в теории международных отношений, то отечественные исследователи считали важным начинать отсчет с более ранних философов, которые в своих учениях развивали тему ненасилия.

Так, Е. Панова указывает, что предложенный Дж. Наем термин описывал не принципиально новое, а давно существующее явление, которое, однако, до этого не имело общепринятого академического определения. А. С. Песцов и А. Бобыло утверждали, что концепция мягкой силы» «оформилась как результат многочисленных предшествующих дискуссий о сущности власти и силы, различных их формах и проявлениях в мировой политике.

Таким образом, можно заключить, что в научном сообществе, как отечественном, так и зарубежном, исследователи сходятся на том, что концепция «мягкой силы» сформировалась как результат теоретических наработок более ранних исследователей. Идея «власти над сердцами и умами» и несилового влияния развивалась в древнекитайской и древнегреческой философии, затем нашла отклик в работах мыслителей Средневековья и Нового времени. С наступлением ХХ века, который привнес в мир новые технологии, коренным образом изменившим характер власти как во внутригосударственных, так и в международных отношениях, о ней стали говорить намного больше и чаще.

Авторство концепции «мягкой силы» в научном сообществе неоспоримо: термин и теория появились на свет благодаря американскому ученому Дж. Наю. Концепция «мягкой силы» Дж. Ная получила широкую известность в мире: ее приняли к сведению национальные правительства, она стала предметом детального анализа ученых-политологов, на ее основе появились новые теории в международных отношениях, а также государственные внешнеполитические стратегии. Нередко теория Дж. Ная преподносилась в некорректном и искаженном виде. В связи с этим, представляется важным обратиться к первоисточникам, в которых он сформулировал свои идеи о «мягкой силе».

Одной из самых эффективных стратегий во внешней политике для международных акторов в XXI веке американский политолог считает стратегию «мягкой силы». Так, в разных работах Наем давались разные определения феномену «мягкой силы». Зачастую, эти определения были обрывочны или слишком образны и не давали четких теоретических характеристик авторской концепции.

Так, начиная с 1990 года Дж. Най в своих трудах чаще всего определял «мягкую силу» как «способность заставить своего партнера хотеть того же, что и ты». В статье «Сила и взаимозависимость в информационную эпоху» 1998 года он утверждает, что «мягкая сила – это способность достигать желаемых результатов в силу того, что другие хотят того же, что и ты». Зачастую, автором давались более короткие определения, такие, как: «мягкая сила – это способность увлекать и привлекать» или «мягкая сила – это более способность убеждать, чем принуждение». Часто Дж. Най определял «мягкую силу» через способность актора быть привлекательным и убедительным: так он указывал, что «мягкая сила» – «это способность достигать результатов с помощью своей привлекательности, а не с помощью принуждения».

Вместе с тем, для Дж. Ная мягкая сила выступает как способность формировать повестку дня в мировой политике, так чтобы конструировать или изменять предпочтения своих партнеров. Подобное определение стало одним из первых, которое Дж. Най дал феномену «мягкой силы» в статье 1990 г., где указывал, что «мягкая сила» – это способность страны структурировать ситуацию таким образом, чтобы другие страны формировали свои предпочтения или же определяли свои интересны в выгодном этой стране русле».

Дж. Най расширил свое определение этого феномена и предоставил одно из наиболее полных определений в работе 2011 г. «Будущее власти»: «Мягкая сила – это способность влиять на других при помощи приобщающих инструментов, определяющих международную повестку дня, а также при помощи убеждения и позитивной привлекательности, с целью достижения желаемых результатов».

Дж. Най считал важным подчеркнуть, что «мягкую силу» нельзя воспринимать как инструмент манипуляции другими международными акторами. Открытая или скрытая манипуляция приводит лишь к ухудшению партнерских отношений и не дает желаемых результатов в процессе международного взаимодействия.

Дж. Най достаточно четко определяет ресурсы, которыми международные акторы могут использоваться для реализации своих стратегий «мягкой силы». С момента появления концепции «мягкой силы», исследователь выделял три основных источника. В своих первых трудах он обозначал эти источники, как культурную и идеологическую привлекательность, а также правила и институты международных режимов. В книге «Мягкая сила. Способы достижения успеха в мировой политике» он определил, что ресурсами являются культура, политические ценности и внутренняя политика, и внешняя политика, а также предоставил развернутое определение ресурсам «мягкой силы»: «мягкая сила страны основывается на трех источниках: ее культуре (в тех аспектах, которые привлекательны для других), ее политических ценностях (при условии, что она их воплощает во внутренней и во внешней политике) и внешней политике (при условии, что другие считают законной и моральной)».

В его работах также встречаются указания на более конкретные источники «мягкой силы», к примеру «ценности, пример и уровень процветания могут быть ресурсами «мягкой силы». Интересно так же отметить, что ресурсами «мягкой силы» США, по его мнению, могут выступать открытость общества и политической системы и тот факт, что свободная пресса, Конгресс и суды могут критиковать и корректировать политику.

Говоря о культуре как об источнике «мягкой силы» международного актора Дж. Най делает важное разграничение между «высокой культурой» и «популярной культурой» (поп-культурой) или массовой культурой. Очевидно, что ресурсы высокой культуры (классическая литература, живопись, музыка, а также современное искусство, не предназначенное для широкой аудитории) могут быть успешно включены в стратегию «мягкой силы» только для весьма узких кругов в других странах – для зарубежных элит. К тому же, не каждый актор международного пространства обладает такими ресурсами, ввиду исторических причин или же особых политических установок. Продукты массовой культуры, наоборот, предназначены для самых широких слоев населения самых разных стран, ввиду несложности своего содержания и доступности для понимания. Современный участник мировой политики, даже при условии отсутствия исторического опыта продвижения своих культурных продуктов на мировой рынок, может, поставив себе соответствующую цель, выйти на международную аудиторию с интересным и популярным проектом массовой культуры, успех которого будет иметь положительный эффект для его международного имиджа. Американский политолог считает, что поп-культура обладает огромным потенциалом для укрепления «мягкой силы» государства. Говоря о возможностях в этой сфере Соединенных Штатов, он писал: «Американская поп-культура всегда будет иметь глобальную аудиторию, как бы мы себя не вели».

В вопросе политических ценностей и внутренней политики Дж. Най считает важным подчеркнуть необходимость воплощения в жизнь правительствами декларируемых ценностей, а также реализации соответствующей внутренней политики. Политическое лицемерие в вопросах практической реализации общественных идеалов может дорого стоить международному актору и полностью дискредитировать его стратегию «мягкой силы». Необходимо отметить, что американский исследователь говорит не о любых политических ценностях и подходах к внутренней политике. Будучи представителем западного общества постмодерна, для которого, в соответствии с теорией Ф. Фукуямы, уже наступил «конец истории», он апеллирует к единственно верной системе внутреннего политического устройства. Согласно утверждению, Ф. Фукуямы, в эпоху глобализации самой эффективной моделью является модель экономического и политического либерализма, у которой не осталось никаких жизнеспособных альтернатив. Поэтому для Дж. Ная фактически только реализация западного политического сценария международным актором может стать эффективным ресурсом «мягкой силы».

Также, как и с другими аспектами концепции, исследователи могут говорить скорее о некоторых особенностях процесса формирования стратегии «мягкой силы», на которые указывал Дж. Най в своих работах. Так, исследователь указывал на определенные инструменты, использование которых может сделать внешнеполитическую стратегию «мягкой силы» более успешной, где упоминает «официальные инструменты «мягкой силы». К ним он причислял: публичную дипломатию, радио- и телевещание, программы обменов, содействие развитию, ликвидацию последствий стихийных бедствий, сотрудничество между вооруженными силами.

Публичную дипломатию он определял, как «инструмент, который используют государства для мобилизации ресурсов с целью взаимодействия с и привлечения в большей мере аудиторий зарубежных стран, чем их правительств». Публичная дипломатия работает через радио- и телевещание, интернет, экспорт продуктов культуры, проведение обменов.

Дж. Най отмечает, что при реализации интернет-проектов публичной дипломатии нужно иметь ввиду, что в случае многих стран, которые представляют собой стратегический интерес для США, такие интернет- проекты по большей части затрагивают именно элиты этих стран, так как в развивающихся странах широкие слои населения почти не имеют доступа к Интернету. Исследователь также указывает, что публичная дипломатия – это именно инструмент внешней политики, а не панацея для решения имиджевых проблем государства. Эффективность использования данных внешнеполитических инструментов находится в прямой зависимости от содержания, которое международный актор вкладывает в свои культурные проекты, ценностные ориентиры, и внешнеполитическую стратегию. Если это содержание не привлекательно для целевых аудиторий зарубежных стран, то никакие программы и проекты публичной дипломатии, реализованные даже на самом высоком уровне, не смогут привести к усилению потенциала «мягкой силы».

Дж. Най во многих работах акцентирует внимание на эффективность обменов между специалистами разных сфер и представителями разных социальных слоев для наращивания потенциала «мягкой силы» государства. Участие в программах содействия развитию других стран Дж. Най также считал важным инструментом, укрепляющим «мягкую силу» государства, утверждая, что США смогут сохранять свои лидирующие позиции на мировой арене, если они возобновят инвестиции в общественные блага, необходимые людям и их правительствам в разных уголках мира.

Исследователь также указывает, какие структуры являются наиболее эффективными «проводниками» «мягкой силы» международного актора. Чаще всего, он говорит о том, что некоммерческие организации (НКО) и фонды имеет большее влияние на зарубежные аудитории и располагают более широким спектром возможностей в международном пространстве. Свою эффективность, считает автор, НКО уже доказали во время холодной войны, когда благодаря их активности западный блок смог консолидировать оппозицию в Восточной Европе.

Деятельность НКО, фондов и коммерческих компаний Дж. Най называет «непрямой публичной дипломатией». Реализация такой «непрямой публичной дипломатии» должна происходить силами гражданского общества: именно в таком случае она будет иметь максимальный успех. Активное гражданское общество является важнейшим источником силы международного актора. Говоря о США, он указывал, что «сила Америки проистекает как от многочисленности населения и мощности экономики, так и от энергии нашей гражданской культуры и превосходства наших идей».

Американский исследователь считает важным подчеркнуть, что «мягкая сила» международного актора будет максимально эффективной, только в случае если она находит свое выражение в комплексной стратегии, которая включает в себя всесторонний и глубинный анализ международных отношений, в которой четко определены зарубежные целевые аудитории, поставлены конкретные цели и выбраны соответствующие инструменты. Данная стратегия должна реализовываться только в формате диалога с зарубежными партнерами. В основе стратегии должна лежать концепция, включающая в себя понятный и интересный для глобального общества культурный и политический диалог, а также привлекательную экономическую и социальную модели.

Говоря о «мягкой силе», Дж. Най часто упоминает еще один элемент, который крайне важен для эффективной стратегии «мягкой силы», благодаря которому все компоненты стратегии начинают работать на полную мощность. Этим элементом является нарратив, который должен пронизывать внешнюю политику любого международного актора. Под нарративом в данном контексте следует понимать набор идей и представлений о мире и событиях в нем, который актор представляет международному сообществу как наиболее верные и сквозь который он интерпретирует события в мире. Дж. Най писал, что «в мире традиционной силы, в политике побеждает тот, кто сильнее в военном или экономическом отношении. В политике информационной эпохи побеждает тот, чей сюжет будет сильнее». Этот важный компонент стратегии «мягкой силы» редко отмечается исследователями-международниками. Вместе с тем, он является центральным для успеха всей стратегии.

Также примечательна и эволюция рассматриваемого феномена. В 2007 г. Дж. Наем было введено оборот такое понятие как «умная сила», ввиду сочетания «жесткой» и «мягкой» сил, в качестве наиболее применимого и адекватного с точки зрения современных условий международной повестки дня механизм по обеспечению собственной национальной безопасности государством. Из этого вытекает, что некоторые инструменты «мягкой силы» рассматриваются в качестве угрозы национальной безопасности. И если во времена биполярных противостояний основными элементами «мягкой силы» США была культурно-идеологическая экспансия, популяризация поп-культуры, проамериканского образа жизни, то с началом ХХI в. подходы к организации «мягкой силы» перетерпели существенные изменения. Более настойчиво реализуются проекты цветных революций. Далеко не все подобные проекты оказались успешными, но во многих случаях они приводили к смене правительств. Участие США и ряда других западных стран в подобного рода проектах вполне вписывается в концепцию «умной силы» и включает обучение лидеров оппозиции, их подготовку к организации протестных движений, информационную, идеологическую и финансовую поддержку.

Так, в обеспечении национальной безопасности применение «мягкой силы» осуществляется в нескольких видах деятельности, которые можно условно подразделить на «оборонительные» и «наступательные». К первым относятся:

а) противодействие смене культурного кода. Используя «мягкую силу» и, в частности ее культурный компонент, страна-гегемон стремиться к смене культурных кодов других стран, и замене их на свой код.

б) противодействие политическому давлению;

в) нейтрализация стереотипов и предрассудков, которая достигается путем просветительской деятельности и приобщения граждан других стран к своей культуре.

а) формирование положительного образа страны;

б) наличие союзников на международной арене;

в) образование благоприятного климата для привлечения иностранного капитала.

Таким образом, для эффективного применения «мягкой силы» в вопросе обеспечения национальной безопасности необходимо учитывать вышеописанные особенности этого инструмента, а также работать одновременно в «охранительных» и «наступательных» видах деятельности.

Новые технологии социальной инженерии в действии

9 июля 2012 года на Совещании послов и постоянных представителей России президент России Владимир Путин, пожалуй, впервые обратил внимание отечественной дипломатии на необходимость использовать в работе «мягкую силу». Это подразумевает «продвижение своих интересов и подходов путем убеждения и привлечения симпатий к своей стране, основываясь на ее достижениях не только в материальной, но и в духовной культуре и интеллектуальной сфере». Президент признал, что «образ России за рубежом формируется не нами, поэтому он часто искажен и не отражает ни реальную ситуацию в нашей стране, ни ее вклад в мировую цивилизацию, науку, культуру, да и позиция нашей страны в международных делах сейчас освещается как-то однобоко. Те, кто стреляет и постоянно наносит ракетные удары тут и там, они молодцы, а те, кто предупреждает о необходимости сдержанного диалога, те вроде как в чемто виноваты. А виноваты мы с вами в том, что мы плохо объясняем свою позицию. Вот в чем мы виноваты».

Пришло время исправлять допущенные ошибки, искупать прежнюю вину: «мягкая сила» становится одной из опор российской внешней политики.

Концепт и концептуалисты soft power

Роль и значение «мягкой силы» (МС), которая использовалась еще в подготовке крушения советской системы и вплоть до реализации проекта «твиттер-революций» в арабском мире, постоянно возрастает. Сегодня практически ни одно даже малозначимое событие в мировой политике не происходит без использования МС, многократно усиленной новейшими информационными и когнитивными технологиями. Более того, в современных условиях именно «мягкая сила» зачастую обеспечивает информационную артподготовку, готовит плацдарм для прямого военного вмешательства.

Различные способы воздействия на сознание, методы ненасильственной обработки властных и иных групп известны давно. Об этом писали Н. Макиавелли и французские энциклопедисты, Г. Торо и М. Ганди, Т. Лири и Р. Уилсон. Однако появление стройной не столько научной, сколько сугубо практической концепции soft power связано с именем Джозефа Сэмюэля Ная, профессора Публичной административной школы им. Дж. Кеннеди в Гарвардском университете, члена американской Академии искусств и наук и Дипломатической академии. Главным достижением Ная стало не только концентрированное и емкое описание природы и значения «мягкой силы», которая сыграла определенную роль в холодной войне, но и определение ее возможностей, которые в ХХI веке, веке информационных технологий и когнитивных войн, становятся поистине неограниченными.

Сам термин «мягкая сила» был предложен Наем в 1990 году, и лишь спустя 14 лет, в 2004 году; вышла его, пожалуй, самая известная книга - Soft Power: The Means to Success in World Politics (Мягкая сила: Средства достижения успеха в мировой политике). В настоящее время Най активно продолжает свои исследования и формирует повестку «умной власти» для нынешней администрации Белого дома, понимая ее как «способность объединять в различных контекстах жесткие и мягкие ресурсы власти в успешные стратегии».

Успехи в продвижении концепции «мягкой силы» связаны, конечно, не с ее научной значимостью, а с ее широким использованием в большой политике: наработки Дж. Ная были учтены правительством США при принятии важнейших политических решений. В 1977–1979 годах он - помощник заместителя госсекретаря США по вопросам поддержки безопасности, науки и технологии, председатель группы Национального совета безопасности по вопросам нераспространения ядерного . В администрации Клинтона Най работал помощником главы Пентагона по международной безопасности, возглавлял Национальный совет по разведке США, а также представлял США в Комитете по вопросам разоружения при ООН. В ходе президентской кампании Дж. Керри претендовал на место советника по национальной безопасности.

Помимо этого Най был старшим членом Института Аспена (США), директором Аспенской стратегической группы и членом Исполнительного комитета Трехсторонней комиссии, участником ряда заседаний Совета по международным отношениям. Институт Аспена был основан в 1950 году миллиардером Уолтером Папке - одним из инициаторов 68-й директивы Совета национальной безопасности США, закрепившей доктрину холодной войны. Сегодня институт возглавляет Уолтер Исааксон, бывший председатель и главный исполнительный директор CNN и журнала Time, а в Совет правления входят такие знаковые фигуры, как принц Саудовской Аравии Бандар бин Султан, бывшие госсекретари США Мадлен Олбрайт и Кондолиза Райс, президент корпорации «Дисней» Майкл Айснер, заместитель генсека ООН Олара Отуну, бывший глава Совета ЕС и НАТО Хавьер Солана и др. Иными словами, Аспенская группа - это закрытый клуб высокопоставленных политиков, разрабатывающих стратегии мироустройства. Возвращаясь к Наю, отметим, что он успел побыть директором в Институте исследований безопасности «Восток - Запад» и в Международном институте стратегических исследований, а при Обаме привлечен сразу к двум новым исследовательским проектам - в Центр за новую американскую безопасность и в Проект реформы национальной безопасности США.

Подобные переходы из науки в политику, из политики в разведку, из разведки в науку и т.п. - широко распространенная на Западе практика. Достаточно вспомнить Зб. Бжезинского, Ф. Гордона, Г. Киссинджера, М. Макфола, К. Райс. Эта практика призвана продвигать и реализовывать интересы тех или иных элитных групп. Что же касается концепции soft power, то о ее практической значимости для правительства США свидетельствует, в частности, такой факт. Презентация книги Дж. Ная Soft power, переведенной на русский язык («Гибкая власть. Как добиться успеха в мировой политике»), проводилась в 2006 году под эгидой посольства США в Московском центре Карнеги.

Теперь собственно о концепте «мягкой силы» (МС). Главный смысл soft power заключается в формировании привлекательной власти, т.е. в способности влиять на поведение людей, опосредованно заставляя их делать то, что в ином случае они никогда не сделали бы. Такой власть становится, основываясь не только на убеждении, уговаривании или способности подвигнуть людей сделать что-либо при помощи аргументов, но и на «активах», которые продуцируют ее привлекательность. Достичь этого, по мнению Ная, возможно, используя «власть информации и образов», власть смыслов. Иными словами, ядро «мягкой силы» - нематериальность, информативность и подвижность.

Чья «мягкая сила», того и область

В свою очередь, создание «привлекательности» невозможно без лингвистического конструирования, без интерпретации реальности, без акцентирования внимания на взаимно противоположных оценочных суждениях (типа Бог-дьявол, добро-зло, свобода-рабство, демократия-диктатура и пр.). Причем именно проводники «мягкой силы» определяют, что есть «хорошо» или «справедливо», какая страна становится изгоем или образцом демократической трансформации, подвигая тем самым остальных участников политического процесса соглашаться с этой интерпретацией в обмен на поддержку со стороны субъекта soft power.

«Оседлать законы » (И.В. Сталин), как убедительно доказала практика, лишь силовыми методами невозможно. Поэтому в современных условиях столь важной оказывается «мягкая сила», проявляющаяся как особый тип влияния, особый вид власти, непосредственно связанный с информационной революцией, с самим объемом информации и его ростом по экспоненте, а также со скоростью и широтой распространения этой информации благодаря новейшим коммуникативным технологиям. Информационная революция позволяет перекодировать сознание, начиная с изменения исторической памяти и заканчивая миром символов-смыслов. Причем именно смысло-символический мир является наиболее значимым, так как на него в значительной степени ориентируется социальная память общества, позволяющая противостоять как разрушению извне, так и самоуничтожению.

Человек всегда жил в трех измерениях - в мире реальном, мире информационном и мире символическом. Однако именно в современном мире новые технологии и средства коммуникации оказывают столь мощное воздействие на сознание, что реальные действия и события только тогда становятся значимыми, когда они представлены в СМИ, то есть становятся функцией виртуальности. События как бы и нет в реальной жизни, если о нем не написано в газете или оно не отражено в Сети. Это одна сторона дела. Важно еще и то, что современные технологии позволяют легко и быстро манипулировать сознанием больших масс людей, формировать нужные манипулятору образы и символы.

Именно на это и опирается «мягкая сила» Запада, работая с сознанием человека, а точнее, масс посредством информации, знаний и культуры. Мягкосиловое воздействие на большие массы людей может быть осуществлено в довольно короткий период - он, как правило, не превышает нескольких месяцев. В этом случае наиболее эффективными инструментами soft power являются СМИ, традиционные и новые социальные медиа.

В долгосрочной перспективе МС в меньшей степени зависит от риторики, но больше связана с практической деятельностью. В этом случае эффективными инструментами «мягкой силы» являются: предоставление услуг высшего образования, а также развитие наук, в том числе общественных, основная задача которых заключается в производстве смыслов - теорий и концепций, легитимизирующих позицию и взгляды государства, проводящего политику МС. Совокупность этих стратегий позволяет воздействовать на систему социокультурных фильтров или «матрицу убеждений» конкретного индивида, общества, по отношению к которому применяется данный тип воздействия, заставляя его в конечном итоге изменить свое поведение.

Конкретно это проявляется в следующем. Как пишет Дж. Най, «идеалы и ценности, «экспортируемые» Америкой в умы более полумиллиона иностранных студентов, которые каждый год обучаются в американских университетах, а затем возвращаются в свои родные страны, или в сознание азиатских предпринимателей, которые возвращаются домой после стажировки или работы в Силиконовой долине, направлены на то, чтобы «добраться» до властных элит». В долгосрочной стратегии МС посредством только образования «позволяет сформировать определенное мировоззрение у иностранных гостей, отражающее ценностные ориентации самого принимающего государства и позволяющее рассчитывать на благоприятное отношение к стране пребывания с их стороны в будущем».

Формирование «определенного мировоззрения» происходит следующим образом. Во-первых, пребывание участников образовательных программ в стране подразумевает ознакомление с ее политической и экономической моделью, приобщение к ее культуре и ценностям. По возвращении домой студенты или стажеры не просто используют этот опыт. В случае подготовки или принятия тех или иных решений они руководствуются полученными ценностными ориентирами.

Во-вторых, конкурсный отбор получателей грантов и стипендий подразумевает выделение наиболее перспективных представителей в тех или иных областях деятельности или научного знания. После прохождения обучения с выпускниками сохраняются тесные связи в рамках сетевых сообществ, различных исследовательских центров, таким образом государство - проводник МС оставляет за собой возможность влиять на зарубежные элиты или использовать их интеллектуальный ресурс в собственных интересах. Хорошо известно, как такой подход широко используется США, Великобританией, Китаем. Широко эта практика применялась и в СССР.

Современная Россия практически добровольно сложила с себя обязанности подготовки, выращивания лояльных ей элит. В то время как, по данным лишь за 2011 год, в США училось свыше 700 тыс. иностранных студентов, в Великобритании - свыше 300 тыс., в Австралии - около 150 тыс. К 2020 году согласно прогнозу Британского совета, Ассоциации университетов Великобритании и компании IDP (Австралия) обучаться в высших учебных заведениях западных стран будут около 6 млн человек(!). И это только студенты, не говоря уже о конкретных и специфических программах подготовки гражданских активистов, блогеров и т.п.

Ресурсная база МС, конечно же, не ограничивается обучающими программами. Soft power использует весь спектр культурных, информационных, разведывательных, сетевых, психологических и иных технологий. Все это в комплексе позволяет согласиться с мнением немецкого издателя Й. Йоффе относительно «мягкой силы» Америки, которая «даже более значима, чем ее экономическая или военная мощь. Американская культура, будь она низкого или высокого уровня, проникает повсюду с интенсивностью, которая наблюдалась только во времена Римской империи, но с новой характерной особенностью. Воздействие Рима или Советского Союза в области культуры как бы останавливалось на уровне их военных границ, американская же «мягкая сила» правит империей, где никогда не заходит солнце».

С этим не поспоришь, но все же главным инструментом soft power, используемым при манипуляциях с исторической памятью, причем не требующим непосредственного присутствия в стране - инициаторе давления, являются как традиционные, так и новые - сетевые - средства массовой информации. Именно СМИ являются трансляторами нового видения мира не только в публицистической или научно-популярной форме, но и через художественные произведения, соответствующим образом трактующие определенные исторические факты. В свое время Наполеон Бонапарт заметил: «Я боюсь больше трех газет, чем ста тысяч штыков». Сегодня влияние СМИ увеличилось на порядки.

Присутствуя ежедневно, а порой и ежечасно, в жизни каждого человека СМИ фактически управляют мнениями и оценками, интегрируют индивидуальные человеческие умы в «массовый разум» (другой вопрос - насколько он действительно разумен). В результате у людей продуцируются одни и те же мысли, порождаются одни и те же образы, отвечающие целям и задачам персон, контролирующих мировые средства коммуникации. Железную хватку информационных ресурсов МС прекрасно выразил российский психолог, член-корреспондент РАН, трагически погибший в 2002 году А.В. Брушлинский: «Когда это на самом деле происходит, то можно наблюдать волнующее незабываемое зрелище, как множество анонимных индивидов, никогда друг друга не видевших, не соприкасавшихся между собой, охватываются одной и той же эмоцией, реагируют как один на музыку или лозунг, стихийно слитые в единое коллективное существо».

Без преувеличения в ХХI веке важнейшим инструментом «мягкой силы», придавшим ей динамизм и мобильность, стали современные средства массовых коммуникаций, сокращающие некогда непреодолимые расстояния между материками. Теперь не только возможно формировать мировоззрение социума конкретной страны, организация и проведение государственного переворота не требует непосредственного присутствия интересантов: свергать режимы можно дистанционно, посредством передачи информации через различные сети.

Нельзя не согласиться с мнением отечественных исследователей Г.Ю. Филимонова и С.А. Цатуряна в том, что современный мир, «соединенный интернетом, телевидением, радио и газетами, все более напоминает паутину, объединяющую человечество в единое информационное пространство, предоставляя тем самым любому государству статус стороннего наблюдателя, способного восстановить статус-кво только путем насилия. Формируя посредством этих каналов либерально-демократическую культурную среду, социальные сети и СМИ (прежде всего американские) открывают путь к смене неугодных режимов в невиданных ранее масштабах... Возросшая роль информации в жизни современного человека, разгоняющей маховик исторического процесса, форсирует создание глобального сетевого общества, оторванного от традиций и национальных культур».

Иными словами, «мягкая сила» в ХХI веке становится одним из главных способов борьбы за влияние, за территории и ресурсы. Мир словно возвращается в позднее Средневековье. Если после Аугсбургского мира 1555 года в Европе был установлен принцип cuius region, eius religio (дословно: «чья область, того и вера»), то современность устанавливает иной принцип - «чья «мягкая сила», того и область».

Сетевые технологии как ресурс МС

Развитие и значение мягкосиловых технологий во многом обусловлено научно-техническим прогрессом, благодаря которому современный человек погружается в киберпространство. В его границах разумная деятельность индивида становится определяющим фактором развития. Дигитализация (перевод информации в цифровую форму) всех сторон жизни и стремительное развитие сетевых электронных технологий способствуют созданию новой информационной парадигмы. При этом существенным оказывается следующее противоречие - информационные технологии развиваются значительно быстрее, чем происходит адаптация людей к ним, что обусловлено их физиологическими и психологическими особенностями. В результате осознание истинной роли новых технологий в формировании информационного, а значит, социального и политического пространств, приходит к людям с опозданием, и homo digitalis оказывается беззащитным перед хозяевами информационных технологий.

Стратегически же мыслящие политики должны понимать истинную природу и направленность той или иной технологической новинки. Именно поэтому необходимо знать, что сетевые технологии, будучи одним из важнейший ресурсов «мягкой силы», стали самым значимым в ХХI веке инструментом борьбы за власть и влияние. Оценка роли и значения соцсетей в формировании настроения масс, в их экзальтации и организации позволяет утверждать, что, во-первых, социальные сети - это когнитивная технология; во-вторых - организационное оружие, а в-третьих - бизнес-продукт. Одним из первых в России на это обратил внимание И.Ю. Сундиев. Оставив в стороне вопросы бизнеса, обратим более пристальное внимание на первые две характеристики.

Под когнитивными или познавательными принято понимать информационные технологии, описывающие основные мыслительные процессы человека. Они являются одним из наиболее «интеллектуальных» разделов теории искусственного интеллекта. В отличие от фундаментального принципа западного рационализма, сформулированного Декартом в «Рассуждении о методе» (1637 год), - «мыслю, следовательно, существую» (cogito ergo sum) - сегодня к понятию когнитивного относятся не только процессы мышления, но и любые формы взаимодействия человека и среды, основанные на построении образа ситуации. В современном мире известное утверждение «Кто владеет информацией - тот правит миром» уступило место принципу когнитологии: «Кто умеет систематизировать информацию и из нее получать знания, тот правит миром».

Истоки когнитивных знаний, согласно которым мозг рассматривается как устройство обработки информации, были заложены еще во второй половине ХIХ века в работах У. Джеймса и Г.Л.Ф. фон Гельмгольца. Однако лишь в 1960-е годы на факультете прикладной психологии Кембриджского университета, возглавляемого Ф. Бартлеттом, удалось организовать проведение широкого спектра работ в области когнитивного моделирования. Хотя еще в 1943 году ученик и последователь Бартлетта К. Крэг в своей книге The Nature of Explanation («Природа объяснения») привел весомые доводы в пользу научного изучения таких «мыслительных» процессов, как убеждение и постановка цели. Уже тогда Крэг обозначил три этапа деятельности агента, основанной на знаниях. Во-первых, действующий стимул должен быть преобразован во внутреннее представление. Во-вторых, с этим представлением должны быть выполнены манипуляции с помощью познавательных процессов для выработки новых внутренних представлений. В-третьих, они должны быть, в свою очередь, снова преобразованы в действия.

Современные когнитивные технологии как усовершенствованные крэговские установки - это способы трансформации свойств и качеств человека, его поведения за счет либо модификации психофизиологических параметров организма, либо включения индивида в гибридные (человеко-машинные) системы. Отдельное направление представляют когнитивные технологии, меняющие социальное поведение. Надо сказать, что информационные и когнитивные технологии изначально развивались, взаимно дополняя друг друга, создавая задел для нового технологического уклада, в котором объектом и субъектом преобразования становится человек. Бурное развитие биотехнологий в конце ХХ века, появление нанотехнологий привело к рождению NBIC-конвергенции (по первым буквам: N - нано, B - био, I - инфо, C - когно). Как отмечает И.Ю. Сундиев, к настоящему моменту NBIC-конвергенция уже затронула все области человеческой жизнедеятельности, прямо или косвенно определяя характер, способы и динамику социальных взаимодействий. Благодаря облачным вычислениям, робототехнике, беспроводной связи 3G и 4G, Skype, Facebook, Google, LinkedIn, Twitter, iPad и дешевым смартфонам с поддержкой выхода в интернет социум стал не просто связанным, а гиперсвязанным и взаимозависимым, прозрачным в полном смысле этого слова. Особую роль NBICконвергенция сыграла в появлении новых форм и методов совершения преступлений, а также изменила взгляды на военную стратегию. Доминирующими стали «стратегия непрямых действий» и «стратегия безлидерного сопротивления», опирающиеся на сетевые структуры, создаваемые среди населения потенциального противника. Именно на этом были основаны все, начиная с белградской ≪революции≫ 2000 года, политические перевороты ХХI века.

Существенным ≪достижением≫ когнитивных технологий является разработка смарт-форм пресоциализации - добровольноигрового неосознаваемого самим субъектом способа быстрой смены социальных ролей, статусов и позиций. Смарт-формы упакованы, завернуты в контркультурную оболочку безобидной игрыприкола и выступают как способы новой консолидации людей. Наиболее известны среди смартформ флэшмобы. Дословный перевод выражения fl ashmob на русский язык - ≪мгновенная толпа≫, хотя правильнее это понимать как ≪умная толпа≫, т.е. толпа, имеющая цель и четко следующая заранее подготовленному сценарию. Собственно, это уже и не толпа.

В 2002 году в книге ≪Умная толпа≫ (Smart Mobs) специалист по культурным, социальным и политическим импликациям в медиасферу современности Г. Рейнгольд не только подробно описал флэшмоб, придавая особое значение новому способу организации социальных связей, структур, но фактически предвосхитил и описал волну новых социальных революций. Он полагал, что флэш-акции (смартмобы) столь мобильны благодаря тому, что их участники используют современные средства коммуникации для самоорганизации. Считается, что идея организовать флэшмоб с использованием интернета как организационного ресурса пришла создателю первого сайта для форматирования подобных акций FlockSmart.com Р. Зазуэта после знакомства с творчеством Рейнгольда. Сегодня флэшмобы используются довольно широко и формируют совершенно особую реальность.

Дело в том, что флэшмобы являются механизмом формирования конкретного поведения в данный момент в данном пространстве. Управляемость ≪умной толпы≫ достигается за счет следующих базовых принципов организации. Во-первых, акция заранее готовится через официальные интернет-сайты, где моберы разрабатывают, предлагают и обсуждают сценарии для акций.

Во-вторых, акция начинается одновременно всеми участниками, но призвана выглядеть как спонтанная -участники должны делать вид, что не знают друг друга. Для этого согласовывается время или назначается специальный человек (маяк), который подает всем сигнал к началу акции. В-третьих, участники акции все делают с самым серьезным видом: флэшмоб должен вызывать недоумение, но не смех. В-четвертых, акции должны быть регулярными, иметь абсурдный характер и не поддаваться логическому объяснению.

При этом флэшмоб - совершенно добровольное занятие. Но самое главное, что все участники флэшмоба не знают и не должны знать истинной причины организации той или иной акции. Важнейший смысл смартмоба как ≪новой социальной революции≫ заключается в том, что подобные акции формируют модели необдуманного, навязанного ≪маяком≫, поведения больших масс людей. В момент флэшмобов происходит спектаклизация реальности, индивид утрачивает собственно индивидуальность, превращаясь в легко управляемый винтик социальной машины.

Роль соцсетей не ограничивается формированием смарттолпы. Существенное влияние они оказали на общественное сознание в период политических кризисов, в ряде случаев закончившихся сменой политических режимов. Так, везде, где происходили события ≪арабской весны≫, для привлечения союзников протестующие использовали новые интернет-приложения и мобильные телефоны, перебрасывая ресурсы из киберпространства в городское пространство и обратно. Для посетителей социальных сетей создавалось впечатление, что в протестные действия включились миллионы. Однако в действительности число реально протестующих и протестующих в Сети отличаются многократно. Достигается это с помощью специальных программ.

В частности, за год до ≪арабской весны≫, в 2010 году, правительство США заключило договор с компанией HB Gary Federal на разработку компьютерной программы, которая может создавать многочисленные фиктивные аккаунты в соцсетях для манипулирования и влияния на общественное мнение по спорным вопросам, продвигая нужную точку зрения. Она также может быть использована для наблюдения за общественным мнением, чтобы находить опасные точки зрения.

Еще раньше ВВС США заказали разработку Persona Management Software, которую можно использовать для создания и управления фиктивными аккаунтами на сайтах социальных сетей, чтобы искажать правду и создавать впечатление, будто существует общепринятое мнение по спорным вопросам. В июне 2010 года программа была запущена.

Фактически сегодня активно внедряются новые технологии социальной инженерии, создающие неведомые ранее модели принятия решений, изменяющие когнитивный базис современного человека. А интернет, будучи планетарной информационной магистралью, превращает такие проекты, как WikiLeaks, Facebook и Twitter, в инструмент борьбы за влияние и конкретно смены политических режимов в странах-мишенях. При помощи интернет-технологий происходит, словами А. Грамши, «молекулярная агрессия в культурное ядро» конкретного режима, разрушается основа национального согласия, накаляется до предела ситуация внутри страны и в ее окружении. И все это укладывается в концепцию «мягкой силы».

Конечно, социальные сети сами по себе не продуцируют «вирус революции», но являются прекрасным каналом его распространения. Возьмем, к примеру, Twitter. Это, собственно, не социальная сеть, скорее социальный медиасервис. Причина, по которой Twitter можно рассматривать как инструмент разогрева общественного мнения, сокрыта в его интерфейсе. Благодаря конструкции этого коммуникативного канала пользователь оказывается в потоке однотипных сообщений, в том числе «закольцованных», повторяющихся при помощи так называемых «ретвиттов» в режиме нон-стоп. Кроме того, Twitter формирует деградантный язык «словесных жестов».

На иных принципах работает Facebook, насчитывающий около одного миллиарда пользователей. Эта сеть стала самым значимым сетевым инструментом «мягкой силы» вообще и политических переворотов 2011–2012 годов. В результате у пользователей возникает ощущение значимости происходящих событий и мгновенной его включенности в этот процесс. Более того, создается впечатление, что от позиции, реакции конкретного субъекта зависит развитие ситуации. Условно, если именно я выйду на площадь или хотя бы виртуально присоединюсь к протесту, то ненавистный диктатор будет повержен.

Оценивая значение Facebook в «мягкой силе» Запада, важно помнить, что пользователи этого ресурса - самая активная часть населения любой страны, к тому же активно включенная в контекст информации определенной направленности (как правило, это критическая оценка существующего режима). Однако не во всех странах Facebook овладел массами. В России Facebook, достигший к концу 2012 года планки 7,5 млн участников, что составляет 5,36% населения, - не самая популярная сетевая площадка. Лидирующие позиции в РФ и ряде стран постсоветского пространства занимают сети «ВКонтакте» (более 190 млн) и «Одноклассники» (более 148 млн). Если же судить по счетчику на сайте, то активных пользователей (тех, кто ежедневно заходит в сеть) сервиса «ВКонтакте» насчитывается 41 млн.

Анализ работы социальных сетей позволяет выстроить их своеобразную иерархию как по степени воздействия, так и по технологической применимости. На вершине сетевой пирамиды может быть размещен интеллектуальный портал для самых продвинутых и креативных пользователей - LiveJournal (Живой Журнал). Это место «высокого» общения, самоутверждения, либо же так называемого троллинга - размещения материалов с целью вызвать конфликт, спровоцировать на какие-то оценки и даже поступки. По воздействию на общественное мнение ЖЖ технологически применим практически так же, как классические СМИ. Другое дело Facebook, который занимает срединное или центральное место в сетевой иерархии, охватывая многомиллионные аудитории. В России эту нишу занимает «ВКонтакте». Затем уже следует Twitter.

Социальные сети выполняют сегодня не столько роль площадки для общения, сколько детонатора информационного взрыва, способного распространять данные по всему миру за считанные секунды, ускоряя тем самым ход той или иной операции. Это вовсе не означает, что телевидение и радио теряют популярность. В современных условиях происходит симбиоз крупнейших телевизионных гигантов с такими сетями, как WikiLeaks, Facebook, Twitter, YouTube, усиливающий в конечном итоге эффект информационных операций, выводя на улицы сотни тысяч манифестантов.

Итак, сетевые структуры - важнейший инструмент «мягкой силы», созданный для решения как минимум трех задач, причем в глобальном масштабе. Первая - формирование новых смыслов, смыслов, задаваемых «оператором», «маяком». Если эту задачу удается решить, то никакое военное вмешательство не понадобится.

Вторая задача заключается в организации оперативного контроля над деятельностью групп и отдельных лиц. Третья задача - создание механизма формирования и манипуляции поведением в конкретных ситуациях, а также привлечение к решению задач людей, которые этих задач не понимают и не должны этого понимать.

Таким образом, набирая многомиллионные аудитории, социальные сети превратились в когнитивное, информационное и организационное оружие. Как в свое время заметил выдающийся советский ученый П. Капица, «средства массовой информации не менее опасны, чем средства массового уничтожения». Это в полной мере относится к соцсетям как средству реализации мягкой силовой стратегии.

Справка

Джозеф Сэмюэль Най. Выпускник Принстонского университета, докторант и преподаватель Гарварда. Его докторская диссертация была выдвинута на соискание премии Сесила Родса, известного апологета мирового господства Британии и англо-американского истеблишмента в целом, создателя алмазной империи DeBeers и действующей до сих пор закрытой структуры под названием «Группа» (или «Мы»). Кстати, согласно завещанию Родса, после его смерти в 1902 году около 3 млн фунтов (по тем временам колоссальная сумма) было передано на учреждение студенческих стипендий и профессорских грантов. При этом в завещании было оговорено, что стипендии предназначены для уроженцев европейских стран, США и британских колоний «с лидерскими наклонностями» в рамках программы воспитания президентов, премьер-министров и иных высокопоставленных деятелей, которым «предстоит управлять нациями и миром».

НПО как средство давления

Глобализация создала уникальные условия для мягкосилового давления внутри конкретной страны. Этим непосредственно занимаются такие агенты МС, как различные фонды и иные так называемые неправительственные организации.

Например, Национальный фонд поддержки демократии (NED), основанный в 1993 году, позиционирует себя как частную некоммерческую организацию, деятельность которой направлена на развитие и укрепление демократических институтов по всему миру. При этом фонд был создан совместно Республиканской и Демократической партиями. Руководство его деятельностью осуществляется советом, в состав которого входит пропорциональное количество представителей обеих партий. Более того, на официальном сайте зафиксировано, что деятельность фонда «контролируется на разных уровнях со стороны конгресса США, Государственного департамента и независимого финансового аудита». Ежегодно NED выплачивает более 1000 грантов на поддержку проектов НПО в более чем 90 странах. Еще одной структурой, реализующей концепцию американской «мягкой силы», является Национальный институт демократии (NDI), созданный в 1993 году под патронажем Демократической партии США. Финансирование института, председателем которого в данный момент является экс-госсекретарь М. Олбрайт, также осуществляется федеральным правительством, различными международными агентствами развития и частными фондами. В рамках своей миссии «NDI оказывает практическую помощь общественным и политическим деятелям, продвигающим демократические ценности, практики и институты. NDI работает с демократами в каждом регионе мира и помогает в создании политических и общественных организаций, в обеспечении честных выборов и в продвижении гражданского участия, открытости и ответственности в правительствах». В настоящий момент эта «помощь» осуществляется в 125 странах.

Агентство США по международному развитию (USAID) было создано по распоряжению Дж. Кеннеди в 1961 году и позиционирует себя (цитирую официальный сайт агентства) как «независимое агентство федерального правительства США. Отвечает за невоенную помощь США другим странам. Администратор агентства и его заместитель назначаются президентом США с согласия сената и действуют в координации с Государственным секретарем США. Агентство работает более чем в 100 странах мира. На финансирование программ этой организации ежегодно выделяется около 1% федерального бюджета США». Осталась ли у кого-нибудь после прочтения этой информации убежденность в том, что USAID - неправительственная организация?

Среди иных структур soft power, так или иначе занимающихся «продвижением демократии», а реально - формированием образа «привлекательной» власти США, следует назвать RANDCorporation, Институт Санта-Фе, Дом Свободы, фонды Форда, Макартуров, Карнеги и др. А также Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления им. Кеннеди при Гарвардском университете, Беркмановский центр «Интернет и общество» при Гарвардской Школе права, Оксфордский институт интернета, Альянс молодежных движений, школы права Колумбийского и Йельского университетов, Институт Альберта Эйнштейна, созданный, пожалуй, самым известным идеологом ненасильственного сопротивления Джином Шарпом в 1983 году.

Из последних конкретных результатов деятельности агентов американской «мягкой силы» следует вспомнить так называемую «арабскую весну». Сегодня уже широко известно, что оппозиционное «Движение 6 апреля» в Египте поддерживалось такими международными организационно-информационными ресурсами, как сеть GlobalVoices, финансируемая фондами Форда и Макартуров, «Открытым обществом» Дж. Сороса, а также производителями и дистрибьюторами IT. Именно через GlobalVoices, регулярно проводившей международные конференции и рабочие встречи, распределялись средства на профильные общественные структуры - «Врачи за перемены», «Журналисты за перемены», «Рабочие за перемены» и др. По отдельным каналам оказывали помощь объединениям юристов, женским организациям, а также структурам национальных меньшинств. Целевую поддержку получали также редакции изданий, прежде всего политических сайтов, таких как «Аль-Масриаль-Юм», а на международном уровне - «Аль-Джазира». Даже отдельные интеллектуалы, преимущественно из сферы СМИ - мастера фельетонного и карикатурного жанра. Как следует из материалов WikiLeaks, опубликованных 29 января 2011 года, уже после восстания на площади Тахрир, посол США в Египте Маргарет Скоби в своих донесениях еще в декабре 2008 года упоминала о «Движении 6 апреля», которому предстояло быть одним из основных организаторов акций протеста, а один из египетских оппозиционеров - топ-менеджер Google Ваил Гоним - был отправлен на организованный Госдепом США семинар молодых активистов по фальшивому паспорту.

По некоторым данным, на тот момент группа «6 апреля» в социальной сети Facebook уже насчитывала 70 тыс. человек, преимущественно из образованной молодежи. Особый акцент был сделан на работе с коптским меньшинством. Как и в Судане, христианское меньшинство в Египте с начала 1980-х патронировалось специально созданными для этого организациями - Интернационалом христианской солидарности (CSI) и фондом PaxChristi. Таким образом, можно утверждать, что США в полной мере задействовали ресурсы «мягкой силы» для осуществления смены режима в Египте и в других странах Северной Африки и Ближнего Востока. Прав оказался Дж. Шарп, «мирный переворот не терпит импровизаций». Так, переворот в Тунисе во многом стал результатом длительной подготовительной работы Центра прикладных ненасильственных акций и стратегий CANVAS (The Center for Applied Non-Violent Action and Strategies).

Основанный в 2003 году в Белграде на базе движения «Отпор» - главной публичной силы белградской «революции», CANVAS занимается реализацией методик Дж. Шарпа. Члены организации также участвуют в семинарах, финансируемых ОБСЕ и ООН. Сотрудничая с «Домом Свободы», который, в свою очередь, поддерживается Национальным фондом за демократию, CANVAS подготовил к 2011 году активистов более чем из 50 стран мира, в том числе из Зимбабве, Туниса, Ливана, Египта, Ирана, Грузии, Украины, Белоруссии, Киргизии и даже Северной Кореи.

Важно, что программа обучения была построена на вытеснении национальных правительств из процесса формирования мнения слушателей, которые должны были погружаться в информпотоки, идущие только из мировых (читай, западных) СМИ и соцсетей. Кстати, Тунис, запустивший «революционную волну» в 2011 году, перекинувшуюся затем на Египет и другие страны Северной Африки и Ближнего Востока, еще двадцатью годами ранее стал первой арабской и африканской страной, подключившейся к Сети, а к началу революции по уровню развития мобильной телефонии из стран мусульманского мира уступал лишь Турции.

В связи с этим справедливо полагать, что публикации на сайте WikiLeaks материалов, компрометирующих семью тунисского президента З. Бен Али, послужили детонатором общественного недовольства. Экзальтация даже лояльных власти тунисцев была достигнута трансляцией по сетям самосожжения Мохаммеда Буазизи. Здесь необходимо отметить, что зрелище - особо важный технологический прием «мягкой силы». Он продуцирует коллективное чувство - синтонию, формирующее новое качество отношений между объектами воздействия, то есть зрителями. Кроме того, ролевое зрелище (например, театр, кино, акты самосожжения, передаваемые по социальным сетям) дополняет синтонию самоидентификацией с героем или усвоение страсти героя. В результате завороженность конкретным действием может изменить восприятие реальности. К тому же развитие современных технологий позволяет серьезным образом усилить эффект невротической синтонии, повысить внушаемость.

Современные средства коммуникации стали одними из важнейших средств подготовки и осуществления политических переворотов в арабском мире, прежде всего, в силу того, что позволили активизировать зрелищную сигнальную семантику. Так, YouTube, который является третьим по количеству посетителей сайтом в мире (ежедневное количество просмотров достигает 4 млрд), позволяет мгновенно распространять по мобильной связи подлинные, ретушированные или просто созданные видеосюжеты, возбуждающие в сенсибилизированном обществе генерализованные реакции ужаса, переходящего в яростное неприятие заведомо указанного виновника. Как правило, это политический лидер, члены правящей партии.

Очень четко показал роль сетей в событиях «арабской весны» издатель сайта MetaActivism Мэри С. Джойс. Акты самосожжения - это «наглядно, и это шокирует… Что сделало истории Буазизи, Саида и аль-Хатиба резонансными? Их необыкновенная брутальность, причем видимая на фотоснимках и видео сразу после происшедшего. Это произвело висцеральный (то есть до ощущений во внутренних органах. - Прим. авт.) эмоциональный эффект. Увидеть эти картинки куда более чувствительно, чем о них услышать, и уже испытываемый гнев против режима достигает лихорадочной амплитуды». Не вдаваясь в детальный анализ событий «арабской весны» - об этом уже написано немало, - отмечу, что после событий 9/11 США мобилизовали огромные финансовые ресурсы для активизации своего мягкосилового давления. Для чего создали порядка 350 (с каким размахом работают!) новых различных программ в области образования, культуры и информации для продвижения демократии и создания прослойки граждан в арабских странах, ориентированных на ценности и политику США. Все программы были объединены в масштабный проект под названием «Инициатива поддержки партнерства на Ближнем Востоке», который курировался Госдепом США.

В 2002 году Госдепартамент четко обозначил цель данного проекта - осуществить «демократические преобразования» в таких странах региона, как Алжир, Бахрейн, Египет, Иордания, Кувейт, Ливан, Марокко, Оман, Катар, Саудовская Аравия, Тунис, ОАЭ, Палестинские территории, Иран, Ирак и Ливия. Эти преобразования предполагалось запустить при помощи мягкосиловых проектов, направленных на (1) изменение политического строя через создание партий, подготовку альтернативных политиков, эмансипацию женщин и формирование лояльной и демократически настроенной молодежи; (2) изменение экономического климата путем создания слоя бизнесменов и юристов, получивших «западное образование», а также изменения законодательства стран; (3) реформирование всей системы образования посредством расширения доступа женщин к образованию, ревизии учебных планов и обеспечения школ и университетов американскими учебниками.

В реализации этих проектов было апробировано принципиальное новшество - США впервые изменили целевую аудиторию программ обучения. Теперь вместо действующей элиты, военных и диссидентствующей интеллигенции правительство США стало обучать молодежь до 25 лет и женщин. Кроме этого, Госдеп модифицировал тактику продвижения «мягкой силы». Вместо поддержки политических режимов и армии Вашингтон стал создавать альтернативные партии, некоммерческие организации, реформировать системы образования.

В результате всего за десять лет осуществления такой стратегии произошло, во-первых, значительное увеличение числа арабского населения, прошедшего политическое обучение в США либо по американским методикам у себя на родине. Если в конце 2000 года тысячи граждан вовлекались в программы обменов или обучения, то уже в 2004–2009 годах - сотни тысяч. Так, только из Египта в 1998 году США пригласили на обучение по программам в области развития демократии около 3300 человек, в 2007 году - их уже было 47 300 человек, а в 2008-м - 148 700 человек.

Во-вторых, Госдепу удалось «обработать» молодежь, представляющую не самые обеспеченные слои общества и лишенную возможности получить образование. Эти группы молодежи - так называемые under served youth, или молодежь группы риска - имели высокие шансы стать членами террористических группировок. Отучившись в специальных школах по обучению «основам демократии и гражданского общества», изучив политические технологии и основы протестного движения, они стали ударным отрядом «демократических преобразований» и лишь ждали часа «Х».

В-третьих, это создание целой серии информационных программ. Начиная с 2002–2004 годов на деньги правительства США и его союзников было создано порядка десяти новых радиостанций и телеканалов. Наиболее известные среди них - каналы «Сава», «Фарда», «Свободный Ирак», «Голос Америки на курдском языке», «Сеть персидских новостей» и др. Большинство из них появилось в странах Ближнего Востока. Самый масштабный - это телеканал «Альхурра», который охватывает все страны Северной Африки и Ближнего Востока. Будучи крайне политизированным каналом, «Альхурра» сумела привлечь внимание молодежи посредством таких передач, как «Час демократии», «Мнения женщин» и т.д.

Особое внимание было обращено на подготовку блогерактивистов. Например, только на базе юридической школы Колумбийского университета перед организаторами будущих акций проводили «презентации» ключевые сотрудники из команды Обамы, обеспечившие его избрание. Еще одной структурой, отвечавшей за подготовку оппозиционеров, был Alliance for Youth Movements, также финансируемый Госдепом США. Кроме того, в разработке сценариев революций и подготовке оппозиционного ядра принимали непосредственное участие: New America Foundation - соучредитель Global Voices и партнер Google, Центр СМИ и публичной политики Школы государственного управления им. Кеннеди при Гарварде, Беркмановский центр «Интернет и общество» при Гарвардской Школе права, NEXACenter, Оксфордский институт интернета и другие. И это лишь вершина айсберга американской «мягкой силы».

Существуют ли антидоты западной «мягкой силы»? По сути, она представляет собой комплекс высокотехнологичных когнитивных и организационных приемов, которые используются для продвижения и реализации своих интересов. В современном мире любое государство, стремящееся сохранить себя и проводить национальные интересы за своими пределами, должно иметь в арсенале, во-первых, ряд инструментов, ограничивающих или сводящих к минимуму эффективность манипулятивного воздействия «мягкой силы» извне. Во-вторых, разработать собственную стратегию мягкосилового влияния. Эти инструменты можно назвать резистентными факторами, то есть вызывающими противодействие, защиту и борьбу объекта манипулирования за свою независимость, за свои интересы.

Прежде всего, такими факторами являются:

Образование - оно определяет каналы получения информации, а также уровень анализа и критичности; все получившие образование или гранты за рубежом могут рассматриваться как потенциальные носители ценностей страны-спонсора;

Идеология, повышающая негативное отношение и критичность к информации из альтернативных источников (при этом понижающая критичность к основному каналу). Например, сохранение внутренней стабильности и наличие иммунитета к политическим переворотам в Республике Беларусь во многом объяснятся особым вниманием к идеологии. Во всех госструктурах работают идеологические отделы; Академия управления при президенте РБ готовит идеологов и т.п.;

Социокультурная и религиозная идентичность, защищающая субъект манипулирования по тому же частичному принципу, что и идеология;

Социальный и политический опыт.

При этом следует помнить, что «мягкая сила», дополненная новейшими технологиями, позволяет довольно легко и быстро воздействовать на сознание людей, изменять историческую память, формировать новые смыслы. При этом сопротивление государства-мишени воздействию чуждых ценностей, информационной агрессии, психоисторическому вторжению подавляется с помощью таких форм МС, как «толерантность», «политическая корректность», «общечеловеческие ценности» и т.п. Сначала жертву лишают возможности сопротивляться, а затем, как заметил Дж. Агамбен, лишают статуса жертвы. МС чужой страны обезволивает государство и ослабляет его перед лицом «безлидерской» твиттер-революции (Тунис, Египет). Ну а там, где МС не срабатывает, появляются «демократизаторы» вовсе не мягкого типа (Ливия, Сирия).

Чужая, извне пришедшая «мягкая сила» успешна только там и тогда, где нет противодействия этому процессу, причем оно должно быть активным, наступательным. В сложившейся ситуации выход один - создавать и распространять антидот американской «мягкой силы». Причем работа эта облегчена уже тем, что концепцию разрабатывать не нужно. Необходимо лишь вложить в нее новые смыслы, ценности и цели, реализуя которые Россия сможет обеспечить не только собственные интересы, но и предложить современному миру альтернативный путь развития. И раз политическая воля проявлена, то дело за малым - выковать собственную мягкосиловую броню.

Неоднозначность концепции "мягкой силы" затрудняет ее операционализацию и измерение эффектов. Тем не менее, существуют подходы к практической оценке действия "мягкой силы".

Количество исследований, которые изучают методы, используемые для оценки "мягкой силы" и ее теоретические основы, остается малым, по сравнению с количеством статей, в которых обсуждаются политические цели или "выходы" использования "мягкой силы".

В теории и практике существует несколько основных подходов для анализа действия "мягкой силы". Они отличаются в силу различной концептуализации "влияния", а также типов данных, которые могут использоваться при определенном подходе.

При подходе "модель выходов" (outputs models) оценка влияния "мягкой силы" в большой степени опирается на методы оценки, почерпнутые из области PR. Тем не менее, и здесь нет единого мнения о том, как наилучшим образом операционализировать и измерять влияние. Методы данного подхода включают опросы, фокус-группы, глубинные интервью, контент-анализ СМИ, численность персонала на мероприятиях, включенное наблюдение. После сбора данных исследователь осуществляет анализ содержания, посредством кодирования отдельных видов информации в целях количественного анализа. Проблема заключается в том, что данный подход, как правило, выявляет и измеряет саму деятельность, а не ее результаты. Сторонники подхода допускают, что измерение процессов и "выходов" этой деятельности может обеспечить действительное доказательство производительности акторов - субъектов "мягкой силы".

Влияние существует, если признается тот факт, что организация по производству "мягкой силы" и ее распространению, безусловно, лучше, чем организации, которая вообще не производит ее.

В качестве доказательств действия "мягкой силы", Джеймс Паммента Pamment J. Articulating influence: Toward a research agenda for interpreting the evaluation of soft power, public diplomacy and nation brands // Public Relations Review. 2013. №40 (1). P. 94-109. предлагает принимать количество иностранцев, посетивших культурное мероприятие, проводимое страной-организатором. Например, в Англии на протяжении четырех лет проходил проект "Культурная Олимпиада", который привлек 5000 художников, участвующих в мероприятиях проекта, что показывает уровень вовлеченности иностранцев как доказательство мягкой силы. Принимая основные допущения подхода, в работе мы также рассматриваем проекты и мероприятия, проводимые в области "высшего образования", и количество участников.

Эффективность инструментов "мягкой силы" измеряется в соотношении с заявленными целями. Поэтому, во-первых, необходимо проанализировать цели, которые должны быть измеряемыми и достижимыми, и результаты. Во-вторых, необходимо оценить деятельность и процессы кампании, такие как распределение ресурсов, произведенные результаты, количество и состав участников, подвергшихся воздействию кампании. Третий этап заключается в комплексном анализе результатов, которые относятся к идентифицируемым изменениям в политической среде, или в поведении участников. Изменения в среде могут быть проанализированы, например, с помощью ивент-анализа дипломатических, деловых и культурных связей. Изменения участников могут выявить опросы, интервью, а также объемы и направления туристического потока и потока студентов.

Следующий возможный подход - это оценка результатов деятельности организаций (outcome models) Там жe. , который также имеет такие названия, как карты результативности, логические модели, диаграммы средств и целей, стратегические карты. Целью анализа эффективности при данном подходе является не оценка всех возможных результатов от трансляции "мягкой силы", а только тех, которые относятся к целям определенной организации, использующей мягкую силу.

Отличие от первого подхода в том, что здесь проводится измерение эффективности организации в производстве "мягкой силы" для достижения поставленных целей, а не эффективности "мягкой силы" как таковой. Поэтому, при использовании этого подхода, мы можем рассматривать определенных акторов, задействованных в использовании высшего образования с целью применения "мягкой силы", а именно, их программы, стратегии, результаты, новые возможности и препятствия их деятельности.

Недостатком данного подхода является то, что он недооценивает влияние вспомогательных средств влияния, таких как радиовещание, социальные сети, личностные характеристики объектов "мягкой силы", например, русские корни или личные знакомства, деятельность "мелких" акторов за рубежом, таких как частные предприниматели, использующие российскую символику, продукцию для ведения бизнеса. Кроме того, исследователи склонны игнорировать негативное влияние "мягкой силы", связанное с ее назойливостью или пропагандистским стилем. Теория влияния, на которой основан этот подход, подчеркивает важность конкретных изменений, которые происходят в области политики. Неявным и проблематичным остается то, что "мягкая сила" является лишь одним из способов среди многих для достижения политических целей, поэтому факторы изменений сложно идентифицировать.

Однако объективная оценка данных становится источником "жизненной силы" организации, которой необходимо оправдать свой бюджет, работу организационных структур, методы работы, и даже продолжение существования этой организации. Таким образом, данный подход концентрирует внимание исключительно на достижении организационных целей. Эти результаты обычно предоставляются лишь центральному правительству, и не всегда объективно.

Подход "модели восприятия" - другой альтернативный метод, который предполагает сбор данных о настроениях и мнениях иностранных граждан, с целью понять, влияет ли "мягкая сила" на то, как люди думают. Основной задачей является не оценка конкретных социальных изменений или способности организации в достижении результатов, а оценка знаний и ценностей людей, которые могут стимулировать эти изменения. Однако здесь существует проблема в том, что наиболее известные и обширные опросы общественного мнения, носят слишком общий характер, и не позволяют анализировать конкретные эффекты инструментов "мягкой силы". Поэтому они, скорее, будут полезны для изучения контекста действия мягкой силы, а не для оценки ее результатов.

По мнению Джеймса Паммента, индекс национальных брендов является наилучшим примером опроса с учетом современных дискуссий о мягкой силе. Хотя данный индекс измеряет репутацию 50 стран в таких секторах, как туризм, культура и управление, он не учитывает, как и все остальные рейтинги, каузальной связи между организационными целями и результатами. Индексы могут помочь нам лишь выделить основные ценности, нормы и стереотипы, которые, предположительно, могут содействовать или препятствовать желаемым результатам. При этом, по-прежнему остается неочевидным, какие факторы, помимо "мягкой силы", могли оказать влияние на восприятие страны, а также какие именно компоненты "мягкой силы" являются наиболее весомыми и эффективными.

Сетевой подход - еще одна альтернатива в анализе действия "мягкой силы". Традиционная дипломатия включает в себя тщательное взращивание отношений с другими странами, в том числе стратегии включения единомышленников в политические сети или видных деятелей гражданского общества, которые также включаются в сети взаимоотношений. В рамках данного подхода необходимо определить ключевых влиятельных игроков, "агентов изменений", то есть лиц, которые, как правило, занимают лидирующие позиции в соответствующей социальной сфере, имеют доступ к большому количеству "узлов" или сами являются ими в социальной сети. Эти акторы распространяют основные сообщения от своего имени, которые могут помочь изменить общественное мнение. Оценка сетевых отношений является сравнительно новым направлением и концентрируется на восприятии отношений через прикладные исследования, интервью, фокус-группы. Для измерения прочности сетей, используются такие понятия как доверие, удовлетворённость, взаимный контроль, целеустремленность.

Например, во Франции, в процессе ежегодной правительственной оценки измеряется степень, в которой французский язык используется в многосторонних форумах, например, по числу французских участвующих экспертов, количеству руководящих должностей, занимаемых французами. Предполагается, что участие французских политиков, занимающих руководящие должности, а также использование французского языка является показателем степени присутствия власти и влияния французской нации. Таким образом, ресурсом мягкой силы здесь выступают ключевые позиции в сетях отношений и разумное управление этими отношениями. В случае с высшим образованием, такими "узлами" могут являться ректоры партнерских вузов, преподаватели, читающие курсы в вузах за рубежом, а также отдельные научные деятели, студенты.

Однако отношения могут быть измерены и за пределами восприятий, например, через идентифицируемые связи, обмены и взаимодействия. В работе мы используем метод сетевого анализа студенческой мобильности для выявления наиболее влиятельных "узлов" - стран в сети международного высшего образования.

В целом, различные подходы к анализу действия "мягкой силы" могут выявить различные ее проявления. Поэтому от поставленных нами задач зависит и подход к анализу действия "мягкой силы" или ее отдельных компонентов.

По мнению П. Паршина, существует множество разногласий по вопросам измерения "мягкой силы" и определяющих ее факторов, способов ее обретения. Тем не менее, попытки измерения "мягкой силы" предпринимались.

Например, исследование Грегори Тревертона и Сета Джонса Treverton G. F., Jones S. G. Measuring National Power // RAND Corporation conference proceedings series. RAND Corporation, 2005. P. 1-35., проведенное в 2005 году, в котором были разработаны подходы к измерению силы страны (nation power), одной из составляющих которой стала и "мягкая сила". Авторы демонстрируют различные индикаторы "мягкой силы", например, технологические инновации, поддержка других стран в виде помощи в образовании, распространения языка, популярность и распространенность национального искусства, фильмов, литературы, потоки туристов, мигрантов, телефонные и интернет-коммуникации, количество иностранных студентов. Однако это лишь возможные варианты операционализации понятия "мягкая сила", которые не были апробированы исследователями, поэтому нельзя воспринимать эти индикаторы, как работающие и отражающие полную картину действия "мягкой силы". Кроме того, авторы закономерно обращают внимание на то, насколько популярность лидера страны влияет на действие "мягкой силы". В этом они видят проблему объективной оценки.

Существуют и другие прикладные исследования "мягкой силы", которые заключается в построении становых рейтингов. Например, индекс национальных брендов - NBI, разработанный С. Анхолтом в 2005 году, который строится на основе опроса респондентов из 50 стран. Как было упомянуто ранее, рейтинги могут использоваться для оценки общей ситуации в области "мягкой силы", выявлять тенденции. Но для более объективного анализа следует учитывать контекст, анализировать более глубокие особенности каждой страны.

Эпистемологические допущения к концепции мягкой силы

Определение власти исключительно как возможности заставить людей изменить поведение посредством силы или угроз является ограниченным, так как существует и другая сторона власти - гибкая, а "воздействие привлекательностью" на другие страны или людей часто позволяет достичь того, чего вы хотите". Най Дж. С. Гибкая власть: как добиться успеха в мировой политике. Новосибирск: ФСПИ «Тренды», 2006. С. 141-149. Однако важно осознавать и специфицировать условия, в которых "привлекательность" с наибольшей вероятностью позволит достичь желаемых целей, а в каких условиях она не будет работать эффективно или вообще не будет иметь никакого значения. Тем не менее, как уже отмечалось нами выше, действие мягкой силы трудно оценить в силу следующих факторов - допущений , которые следует иметь ввиду:

• 1. Одной из проблем использования мягкой силы властью является сложно поддающийся контролю феномен "привлекательности". Задача власти здесь состоит в том, чтобы направлять силу и мощь "мягкой силы", продуцируемой народом, в нужное ей русло. "Сам факт, что именно гражданское общество выступает источником большей части мягкой силы, не опровергает существования силы как таковой". Там же. С. 141-149. В частности, университеты создают свою собственную "мягкую силу", которая может противоречить или соответствовать целям государства. Но и здесь существует ряд инструментов со стороны государства, которые способствуют или препятствуют деятельности тех или иных организаций и институтов. В случае России, цели государственных университетов и государства совпадают.
• 2. Мягкая сила скорее будет иметь эффект в странах с подобной культурой и ценностями. Это зависит также от языковых сходств и сложности уровня изучения иностранного языка, например, в целях получения образования в другой стране. Для того, чтобы преодолеть эти ограничения, необходима постепенная адаптация, подготовка к новой культурной и языковой среде. Для этого организовываются принимающей подготовительные и языковые курсы (например, в НИУ ВШЭ, Россотрудничестве).
• 3. Действие мягкой силы "рассеивается" на множество лиц, которые, к тому же, не всегда проявляют изменения в отношении к стране. "Привлечение" продуцирует скорее общее воздействие, чем специфическое. Эти воздействия трудно наблюдать и контролировать.
• 4. Как следствие из предыдущего пункта, мягкая сила редко может быть применима и идентифицируема в достижении конкретных целей. Она служит для приближения к более общим целям, которые стоят перед той или иной страной.
• 5. Помимо факторов мягкой силы, могут действовать другие факторы, побуждающие индивидов изменять свое восприятие, поведенческие реакции. Например, применение, так называемой, жесткой силы, военно-силовых методов, которые могут усилить или "перебить" эффект мягкой силы.
• 6. Эффективность институтов "мягкой силы" (в том числе, высшего образования) может быть оценена в долгосрочной перспективе, так как процесс обучения, восприятия ценностей и культуры, а также распространения накопленного знания среди людей в другой стране требует длительного времени и терпения со стороны реализаторов и идеологов "мягкой силы".
• 7. Наконец, не стоит забывать об ограниченности и несовершенстве данных, используемых для мониторинга деятельности институтов, нацеленных на применение "мягкой силы".

Выводы по главе

• 1. Конкретное понимание способов применения "несиловых" методов и структур в современных международных отношениях является крайне необходимым, однако, как в концептуализации понятия, так и в прогнозировании эффектов "мягкой силы" в среде теоретиков и практиков наблюдаются разногласия;
• 2. Агрессивная пропаганда национальных ценностей, некорректное и неосознанное использование инструментов мягкой силы могут подорвать международное влияние страны и "перебить" позитивные эффекты "мягкой силы";
• 3. Субъектами "мягкой силы" могут быть не только государственные органы, но и некоммерческие организации, общественные фонды, и отдельные личности;
• 4. Инструменты "мягкой силы" должны продуцировать ценности, блага, как для граждан страны, так и для иностранцев, которых они призваны привлекать, побуждать к положительным действиям в отношении конкретной страны и ее жителей;
• 5. "Мягкая сила" может пониматься как это набор инструментов, с помощью которых многоканально транслируются нематериальные ценности определенного государства на частных или публичных акторов другого государства для достижения политических целей без использования военно-силовых методов

Статья авторитетного американского политолога Джозефа Ная о необходимости перенесения акцентов в мировой политике с языка «жесткой» силы на «мягкую». Многие выводы автора диссонируют с привычной риторикой и основаны на глубоком анализе функционирования системы международных отношений. Ценность его рассуждений особенно велика в наши дни, когда интеллектуальные горизонты политиков стремительно сужаются до пределов порочного круга, задаваемого логикой антитеррористической истерии. Работы Дж. Ная и его единомышленников поддерживают веру в то, что современное черно-белое видение мира неизбежно уступит место более адекватной красочной картине.

Джозеф Най-младший - руководитель Школы государственного управления им. Дж.Ф. Кеннеди, профессор Гарвардского университета. Член американской Академии искусств и наук. Помощник заместителя госсекретаря США по вопросам поддержки безопасности, науки и технологии (1977-1979 гг.), заместитель министра обороны по вопросам международной безопасности в администрации Билла Клинтона (1994-1995 гг.).

Временный всплеск симпатий к Америке имел место после террористических актов 11 сентября 2001 года, но поведение Соединенных Штатов в войне с Ираком быстро свело на нет этот ресурс. Ведь и до 11 сентября действия администрации стали характеризовать как односторонние, вслед за политическим обозревателем Чарльзом Краутхаммером называя новый политический курс унилатерализмом.

Сторонники «новой односторонности» настаивали на активном преследовании американских интересов и распространении американских ценностей. Они критиковали нежелание Б. Клинтона воспользоваться уникальным политическим положением Америки. С их точки зрения, американские устремления повсеместно несут добро, американская гегемония — это благо, и на этом все споры должны закончиться. Тот факт, что Америка являет собой развитую демократию, сам по себе якобы достаточен для легитимизации ее целей.

Но европейцам все виделось иначе, и унилатерализм был воспринят в Европе негативно. Привлекательность Америки в глазах европейцев потускнела в последние несколько лет, и это, как показывают опросы, во многом связано с изменениями во внешней политике США:

— недавний опрос центра Пью установил, что большинство населения Великобритании, Германии и Франции высказывается за большую независимость от США в вопросах дипломатии и безопасности, чем прежде;

— осенью прошлого года большинство европейцев считали Соединенные Штаты источником угрозы миру, сравнимым с Северной Кореей или Ираном;

— наконец, яркая перемена по сравнению со временами «холодной войны»: явное большинство европейцев рассматривает сейчас односторонность американских подходов как серьезную внешнюю угрозу своему континенту на ближайшие десять лет.

Вывод ясен: попытки поднять унилатерализм от эпизодической тактики до полномасштабной стратегии дорогого стоили «мягкому» американскому влиянию на внешний мир.

Мягкая» сила

«Мягкая» сила — это способность добиваться желаемого на основе добровольного участия союзников, а не с помощью принуждения или подачек. Американской истории известны выдающиеся примеры такого рода: это «четыре свободы для Европы» Франклина Рузвельта в конце Второй мировой войны; молодежь за «железным занавесом», слушающая американскую музыку и новости по радио «Свободная Европа» и «Голос Америки» во время «холодной войны»; китайские студенты, сооружающие модель статуи Свободы на площади Тяньаньмэнь во время массовых протестов; освобожденные в 2001 году афганцы, немедленно попросившие предоставить экземпляр Билля о правах; молодые иранцы, смотрящие запрещенные американские видеофильмы и передачи спутникового телевидения вопреки запретам теократического правительства. Когда ты можешь побудить других возжелать того же, чего хочешь сам, тебе дешевле обходятся кнуты и пряники, необходимые, чтобы двинуть людей в нужном направлении. Соблазн всегда эффективнее принуждения, а такие ценности, как демократия, права человека и индивидуальные возможности, глубоко соблазнительны. Но влечение может обернуться и отвращением, если в политике чувствуется надменность или лицемерие.

«Жесткая» сила, или «жесткое» могущество, — это способность к принуждению, обусловленная военной и экономической мощью страны. Мягкое могущество возникает, когда страна привлекает своей культурой, политическими идеалами и программами. Жесткая сила не теряет ключевого значения в мире, где государства стремятся оградить свою независимость, а внегосударственные группы, такие, как террористические организации, готовы прибегать к насилию. Но мягкая сила обретает все большее значение для сужения круга новых сторонников терроризма, а также для решения вопросов, требующих многостороннего сотрудничества.

Мягкая сила, которой Америка обладала в отношении Европы, была подорвана в 2003 году. В период подготовки к войне с Ираком опросы показывали, что поддержка Соединенных Штатов в большинстве европейских стран сократилась в среднем на 30 процентов. После войны неблагоприятное представление о США сложилось почти в двух третях из 19 стран, где проводились обследования. У большинства из тех, кто разделял подобные представления, они ассоциировались с политикой администрации Дж. Буша-мл., а не с Америкой как таковой. Однако на общенациональных выборах в ряде европейских стран отношения с США стали одним из самых острых вопросов.

Война в Ираке — не первый случай, когда спорный курс в сфере безопасности заставил американский имидж в других странах потускнеть. В Европе можно отметить четыре таких периода: после Суэцкого кризиса 1956 года; во время движения за запрет атомного оружия в конце 1950-х — начале 1960-х (в основном это коснулось Англии и Франции); во время войны во Вьетнаме в конце 1960-х — начале 1970-х; в период размещения в Европе ядерных ракет средней дальности в начале 1980-х. Согласно опросам журнала «Ньюсуик», в 1983 году до 40 процентов респондентов во Франции, Англии и Германии не одобряли американскую политику. В то же время большинство граждан всех этих стран с симпатией отзывалось об американском народе.

Непопулярная политика самым жестоким образом подрывает американскую «мягкую» силу. Имидж Соединенных Штатов складывается из многих элементов, и его привлекательность обусловливается различными причинами. Одни из них связаны с культурой, другие — с внутренней политикой и национальными ценностями, третьи — с содержанием, тактикой и стилем внешней политики. Все эти три компонента важны, но содержание внешней политики и ее стиль наиболее подвижны и наиболее подвержены контролю правительства.

Привлекательность США зависит и от ценностей, находящих свое отражение в существе и стиле внешней политики. Все государства преследуют собственные национальные интересы во внешней политике, но разница в том, насколько широко или узко мы определяем эти интересы, а также в том, какие средства используем для их достижения. В конце концов «мягкое» могущество проявляется в привлечении других к сотрудничеству без угроз и поощрений; следовательно, отчасти оно зависит от того, как мы формулируем наши цели. Политику, основанную на всеобъемлющих и перспективных целях, легче сделать привлекательной для других, чем имеющую узкий и близорукий характер.

Политика с большей вероятностью будет привлекательной, если она базируется на ценностях, разделяемых другими. Так, благодаря дальновидному курсу, в ходе которого был реализован план Маршалла, европейцы с радостью приняли американское лидерство. Однако воплощавшаяся в этом лидерстве «мягкая» сила Соединенных Штатов подкреплялась также и значительным совпадением американских и европейских ценностей.

Но если в той или иной стране восхищаются американскими ценностями, это не означает, что ее народ должен имитировать пути, какими американцы воплощают их в жизнь. Несмотря на неоспоримую привлекательность американской свободы слова, такие страны, как, например, Германия, имеют за плечами историю, которая заставляет их запрещать проявления ненависти, не наказуемые в Америке благодаря Первой поправке к Конституции США. Многим европейцам нравится приверженность Америки свободе, но у себя дома они отдают предпочтение политике, сдерживающей неолиберальный индивидуализм в экономике и насыщенной большей заботой об обществе. После окончания «холодной войны» две трети чехов, поляков, венгров и болгар считали, что Соединенные Штаты оказали благотворное влияние на их страны, однако менее четверти населения этих стран хотело «импортировать» американскую экономическую модель.

Третий источник «мягкого» могущества — это культурная привлекательность. Политический эффект массовой культуры — не новость. Голландский историк Роб Кроес указывает, что плакаты, выпускавшиеся пароходными компаниями и эмиграционными обществами в Европе в XIX веке, задолго до потребительской революции XX столетия создали представления об американском Западе как символе свободы. Молодые европейцы мужали и строили исполненный смысла мир, который многое заимствовал у Америки. Кроес утверждает, что в 1944 году коммерческая реклама, в которой содержались ссылки на провозглашенные Франклином Рузвельтом «четыре свободы» и развивались соответствующие идеи, имела значение урока по основам гражданственности. Поколение за поколением, молодежь в самых разных европейских странах — и к западу, и к востоку от «железного занавеса» — открывала для себя новые культурные альтернативы. Простые вещи, вроде синих джинсов, кока-колы или определенной марки сигарет, давали возможность молодому поколению выражать собственное «Я».

Такое воздействие массовой культуры помогло Соединенным Штатам добиться успеха в достижении, по крайней мере, двух важных целей. Одна из них — это демократическая реконструкция Европы после Второй мировой войны. План Маршалла и создание НАТО стали важнейшими инструментами поддержания экономического и военного лидерства, служившего движению в этом направлении. Но и массовая культура была важным элементом мягкой гегемонии. Австрийский историк Рейнгольд Вагнлейтнер указывает, что быстрая адаптация многих европейцев к американской поп-культуре после Второй мировой войны впрыснула молодую энергию и в «высокую» культуру послевоенной Европы, поскольку охотно усваивались такие простые принципы, как свобода, легкость, жизнерадостность, либерализм, современность и юношеский задор. Доллары, инвестированные в рамках плана Маршалла, были важны для достижения американских целей в реконструкции Европы, но не менее важными были и идеи, привнесенные с американской массовой культурой.

Из среднестатистических оценок по десяти европейским странам, где опросы проводились в 2002 году, видно, что две трети респондентов одобрительно относились к американской массовой культуре и американским успехам в науке и технике, но всего лишь одна треть высказывалась в пользу распространения американских идей и обычаев в их стране. И это не так уж ново. В 1980-х общественное мнение четырех крупнейших европейских стран благосклонно оценивало состояние американской экономики, а также систему американского правопорядка, религиозных свобод и разнообразия в искусстве. В то же время менее половины опрошенных англичан, немцев и испанцев рассматривали американскую модель общественного устройства как желательную для своих стран. То, как Америка ведет дела у себя дома, может улучшать ее имидж и способствовать восприятию ее легитимности, а это, в свою очередь, может содействовать продвижению ее внешнеполитических целей.

Структурные проблемы

Другая причина недовольства европейцев имеет структурный характер. С распадом Советского Союза двухполюсный баланс военной мощи исчез, США стали единственной сверхдержавой и в этой роли вызвали чувства, какие порождает разница сил у мальчишек из одного квартала, — смесь восхищения, зависти и обиды. Еще в середине 1970-х большинство опрашиваемых в Западной Европе заявляли, что предпочитают скорее равное распределение сил между США и СССР, чем доминирование Соединенных Штатов.

Для некоторых европейцев, в особенности французов, восстановление многополюсности — важная политическая цель Европейского Союза. Но пока европейские общества не придут к выводу о необходимости значительного увеличения военных расходов (а сейчас европейская политика нацелена на наднациональную интеграцию), многополюсность в военной области маловероятна как цель. Более реальной для Европы представляется задача создать противовес экономическому могуществу и «мягкой» мощи США, используя его для ограничения унилатерализма. Многополюсность — это, может быть, химера, многосторонность — нет.

Некоторые апологеты «новой односторонности» не принимают в расчет нынешнее усиление антиамериканских настроений, считая их неизбежным следствием величия Америки. Иными словами, если европейские обиды неизбежны, с ними можно и не считаться. Это ошибочная точка зрения. США были недосягаемо сильны и в 1990-х, но далеко не так непопулярны. Как еще сто лет назад заметил президент Теодор Рузвельт, когда у тебя есть большая дубинка, лучше разговаривать поделикатнее. В противном случае сходит на нет «мягкая» сила. Проще говоря, несмотря на то, что масштабы могущества США действительно с необходимостью ставят их в положение лидера и превращают в объект и недовольства, и преклонения, — несмотря на это, и существо, и стиль американской внешней политики могут повлиять на имидж страны и легитимность ее политического курса, а следовательно — и на ее «мягкое» могущество.

«Новая односторонность» недооценивает важности «мягкой» силы и пренебрегает результатами опросов. Популярность, мол, вещь эфемерная и не должна служить руководством для внешней политики; Соединенные Штаты могут действовать, не ожидая рукоплесканий в мире; мы — единственная сверхдержава, и этот факт непременно будет вызывать зависть и обиды. Пусть иностранцы ворчат, но у них нет другого выбора, кроме как следовать за нами. Кроме того, Америка и раньше бывала непопулярной, но затем все «приходило в норму». Нам не нужны постоянные союзники и институты. Всегда, когда мы сочтем это необходимым, мы сможем собрать коалицию из желающих нас поддержать. Наши задачи должны определять состав коалиций, а не наоборот.

Но я считаю неправильными попытки с такой легкостью сбрасывать со счетов нынешнее падение нашего престижа. Действительно, в прошлом имидж Соединенных Штатов быстро восстанавливался после проведения непопулярной политики, но все это имело место в условиях «холодной войны», когда европейские страны опасались Советского Союза, так как видели в нем большее зло. Величие Америки с неизбежностью зависит ныне от разного рода потрясений, поэтому разумная политика должна сглаживать острые углы и снижать порождаемое недовольство. Это как раз то, что США делали после Второй мировой войны. Мы использовали ресурсы нашего «мягкого» могущества и привлекли других к участию в альянсах и институтах, которые прослужили шесть десятилетий. Мы взяли верх в «холодной войне» с помощью стратегии сдерживания, в которой наша «мягкая» сила применялась не менее широко, чем «жесткая».

Администрация Дж. Буша-мл. настаивает сегодня на важности продвижения демократии на Ближнем Востоке. Но в то же время она не желает, чтобы ее сдерживали существующие институты. В этом плане администрация использует «мягкую» силу демократии, но излишне упрощает проблему, делая основной упор на содержание процесса и пренебрегая его формой.

Единственный путь к осуществлению желаемых перемен заключается в том, чтобы действовать в согласии с другими и избегать противодействия, которое возникает, когда в США видят единовластную империалистическую державу. Поскольку демократию нельзя установить силой, а для ее укоренения требуется значительное время, наиболее верный путь к достижению наших долгосрочных целей лежит через международную легитимность и распределение бремени между союзниками и международными организациями. Нетерпимость администрации в отношении таковых может сорвать наши собственные планы. Это тем более обидно, что именно Соединенные Штаты создали союзы и институты, которые оказались в числе самых долговечных из тех, что имели место в современном мире и более полувека служили опорой американского могущества.

«Мягкая» сила Европы

Европа выступает наиболее серьезным конкурентом Соединенных Штатов с точки зрения «мягкой» силы. Европейское искусство, литература, музыка, дизайн, мода и кухня издавна воспринимаются в мире с доброжелательным интересом. Многие страны Европы обладают сильной культурной притягательностью: из десяти наиболее широко распространенных в мире языков половину составляют европейские. Испанский и португальский связывают Пиренейский полуостров с Латинской Америкой, английский является общепринятым в обширном Британском содружестве, а представители почти 50 стран собираются на встречах, где их объединяет французский язык.

Европа в целом впечатляет своими «мягкими» ресурсами:

— Франция занимает первое место по числу Нобелевских премий в области литературы;

— Великобритания находится на первом, Германия — на втором месте в списке стран, где стремятся найти убежище беженцы и эмигранты;

— Франция, Германия, Италия и Великобритания превосходят США по средней продолжительности предстоящей жизни своих граждан;

— почти все европейские государства направляют на помощь развивающимся странам большую часть своего ВВП, чем Соединенные Штаты;

— хотя Великобритания и Франция намного меньше Америки, они расходуют на публичную дипломатию примерно столько же средств, сколько и США.

Ни одно европейское государство в отдельности не может соперничать с Соединенными Штатами по своим масштабам, но Европа в целом обладает таким же по объему рынком и даже несколько большим населением. А объединение Европы само по себе несет большой заряд «мягкой» силы. То, что война сейчас немыслима между странами, ожесточенно сражавшимися между собой на протяжении столетий, что вся Европа стала зоной мира и процветания, создает ей позитивный имидж повсюду в мире.

Один из показателей усиления «мягкого» могущества Европейского Союза — в растущей популярности точки зрения, согласно которой он выступает позитивной силой в решении глобальных проблем. Сразу вслед за войной в Ираке жители Центральной Европы и Турции дали ЕС более высокие оценки, чем Соединенным Штатам, за его вклад в решение самых разных проблем — от борьбы с терроризмом до сокращения бедности и защиты окружающей среды. Несмотря на то, что правительства многих стран Центральной Европы поддержали военные действия, которыми руководили США, общественность этих стран считала роль ЕС во многих аспектах более позитивной.

Конечно, в Европе по-прежнему имеется ряд проблем, что показали и разногласия по Ираку. Она выступает единым фронтом в сфере торговли, в валютной и сельскохозяйственной политике, все чаще — в области прав человека и уголовного права. Европа идет к более сильной конституции, согласно которой будет учрежден пост президента и министра иностранных дел, но в случае разногласий внешняя и оборонная политика останутся фактически за национальными правительствами. Деньги и пушки — традиционные козыри жесткой государственной власти — остаются в основном за странами-членами.

Далее. Бюрократические препоны и негибкость рынка труда — при наличии неблагоприятных демографических тенденций — сдерживают темпы экономического роста. Если не произойдет изменений, к 2050 году средний возраст населения США составит 35 лет, а стран ЕС — 52 года. Имея население, которое не только стареет, но и сокращается по численности, Европа будет вынуждена либо принимать все больше иммигрантов (что политически затруднительно), либо смириться с ослаблением своего влияния на мировую политику.

В то же время многие аспекты внутренней политики, реализуемой в Европе, привлекают молодую часть населения современных демократических стран. Позиции по вопросу о смертной казни, по контролю за оружием, по изменению климата и по правам гомосексуалистов — вот лишь некоторые факторы, укрепляющие «мягкую» силу Европы.

Многое из сказанного выше относится и к экономической политике: хотя зачастую успехи американской экономики оцениваются высоко, далеко не во всем мире ее считают моделью для своих стран. Некоторые предпочитают европейский подход, в условиях которого правительство играет большую роль в экономике, чем в США. Правительственные расходы (а следовательно, и налоги) составляют в Европе примерно половину ВВП, тогда как в Америке — около одной трети. В Европе мощнее система социального обеспечения и профсоюзы, а рынок труда более регламентирован. В американской культурной традиции, отразившейся и в законах о банкротстве и финансовых структурах, больше заботы о предприимчивости, чем в Европе, зато многие европейцы осуждают неравенство и незащищенность как цену, которую приходится платить в Америке, где главным образом полагаются на рыночные силы.

Помимо привлекательности своей культуры и внутренней политики, Европа черпает «мягкую» силу и в сфере внешней политики, поскольку ее действия часто служат благу всего человечества. Разумеется, не все подходы европейцев одинаково дальновидны, о чем свидетельствует, например, единая сельскохозяйственная политика, своим протекционизмом наносящая ущерб фермерам в бедных странах. В то же время позиция Европы по проблемам глобальных климатических изменений, международного права и соблюдения прав человека является одной из наиболее авторитетных. На долю Европы приходится 70 процентов общемирового объема средств, направляемых на помощь беднейшим странам, что в 4 раза превышает вклад Америки. Европа не гнушается трудной работой по строительству государственных структур в «третьем мире», от которой воздерживаются США при нынешней администрации.

По сравнению с американцами, в последние годы европейцы более уверенно стали использовать для достижения своих целей международные организации. Это отчасти обусловлено опытом строительства Европейского Союза, отчасти отражает своекорыстный интерес, заключающийся в создании системы сдержек единственной мировой сверхдержавы. В любом случае склонность Европы к многосторонности, каковы бы ни были ее мотивы, в мире, где унилатерализм подвергается все более острой критике, делает ее политику привлекательной для многих других стран.

Европейцы способны использовать многосторонние институты с целью ограничения «мягкого» владычества Америки. Это, в частности, проявилось в том, что Франция и Германия сумели воспрепятствовать стремлениям США добиться второй резолюции Совета Безопасности ООН к началу войны в Ираке. Соединенным Штатам эта война обошлась дороже, чем могла бы обойтись, если бы они эффективно использовали свою «мягкую» силу, в том числе и на этапе умиротворения и реконструкции Ирака.

Европейцы направляют значительные средства на развитие своей публичной дипломатии, особенно в области налаживания международных культурных контактов. Франция стоит на первом месте, расходуя 17 долларов в год на душу населения, что в четыре раза больше, чем у занимающей второе место Канады, за которой идут Великобритания и Швеция. Для сравнения: расходы Государственного департамента США на финансирование международных культурных программ составляют лишь 65 центов на душу населения в год. Кроме того, европейские страны настойчиво наращивают прием иностранных студентов в свои колледжи и университеты.

«Мягкая» сила Европы может использоваться как противовес американской, делая односторонние акции США дороже, но может и подкреплять американскую «мягкую» силу, облегчая достижение Соединенными Штатами своих целей. «Мягкое» влияние вполне можно использовать совместно и скоординированно. Приверженность Европы демократии и соблюдению прав человека помогает продвижению ценностей, которые разделяются Америкой и обусловливают цели и задачи ее внешней политики.

Многие европейцы понимают, что многосторонняя дипломатия возможна и без многополюсного баланса военных сил, и были бы рады разделить с США их «мягкое» могущество при условии, что Америка перейдет к внешней политике, предполагающей большее сотрудничество. Наращивание европейского «мягкого» могущества пойдет в актив или в пассив для США лишь в зависимости от самой американской политики и от того выбора, который сделают Соединенные Штаты.

Заглядывая в будущее

Роберт Кейган недавно сформулировал афоризм: «Американцы происходят с Марса, а европейцы — с Венеры». Эта провокационная формула слишком упрощает различия между Америкой и Европой в подходе к вопросам мира и безопасности. Наивно думать, что у европейцев вызывает отвращение применение силы, в то время как американцы привержены ее использованию. В конце концов европейцы были в числе тех, кто настаивал на военном вмешательстве в Косове в 1999 году. Как показала война в Ираке, есть европейцы, предпочитающие Марс, и есть американцы, которым мила Венера. Несмотря на все это, успех европейских стран в создании зоны мира на территории, ранее опустошенной тремя франко-германскими войнами, вполне располагает их к мирному разрешению конфликтов.

В отличие от предыдущих этапов истории международных отношений, зоны мира, где применение силы более не считается приемлемым вариантом взаимодействия между государствами, стали возникать там, где большинство стран привержены либеральной демократической традиции. Это относится и к динамике отношений Соединенных Штатов с Европой, Канадой и Японией. Существование таких зон мира свидетельствует о нарастании значения «мягкой» силы по мере сближения стандартов допустимого поведения демократических государств. В своих отношениях друг с другом все развитые демократии — с Венеры.

Однако, как заметил британский дипломат Роберт Купер, отношения между развитыми демократическими странами — это сегодня только одно из трех важнейших измерений в мировой политике. В системе отношений, связывающих индустриализирующиеся и доиндустриальные общества, принцип баланса сил и роль военной мощи по-прежнему актуальны. Важными субъектами международных отношений становятся и неправительственные структуры. А борьба с международным терроризмом — это четвертая сфера, где «жесткая» сила остается решающей. Насколько европейцы поглощены обустройством собственного мира, совершенствованием преобладающих в нем законности и порядка, настолько же они не желают видеть серьезнейших угроз, с которыми сталкиваются развитые демократии. Точно так же, как американцам необходимо в своей стратегии уделять больше внимания «мягкой» силе, европейцам следовало бы укреплять свою «жесткую» мощь.

Но даже если они займутся этим и страны НАТО определят разделение труда и различные ниши на пространстве «жесткой» силы, то и тогда диспропорции между Европой и США скорее всего сохранятся. Поэтому возможен и другой благоприятный вариант «разделения труда», в котором «мягкая» сила Европы и «жесткая» сила Америки подыгрывали бы друг другу, как в комбинации «плохой полицейский — хороший полицейский». Отдельные элементы такого подхода можно было заметить на ранних этапах развития ситуации вокруг ядерной программы Ирана. Но данная стратегия эффективна только в том случае, если оба полицейских знают, что они играют в одну и ту же игру, и согласовывают свои действия. Именно этого так часто недоставало в последние годы.

Заключение

Некоторые аналитики предрекают, что США и Европа идут по пути раздоров и конфликта. Я настроен не столь пессимистически. Споры — да. Развод — нет. Во-первых, новые угрозы со стороны международного терроризма потребуют сотрудничества. Невозможно победить терроризм вне взаимодействия с другими странами. Несмотря на разногласия по Ираку, Европа и Соединенные Штаты смогли наладить сотрудничество в сфере антитеррористических мер.

Экономические интересы также играют консолидирующую роль. Если посмотреть на атлантическую экономику с точки зрения прямых иностранных инвестиций, то, несмотря на неизбежные торговые споры, видно, что она остается высокоинтегрированной. Но что еще более важно, несмотря на определенные различия ценностей, нет в мире двух других регионов, население которых столь глубоко привержено принципам демократии, индивидуальной свободы и защиты прав человека. Р. Кейган, переосмысливая свои аргументы, в заключении к своей книге написал, что, будучи демократическим государством, США нуждаются в легитимизации своей внешней политики. Вопреки точке зрения приверженцев «новой односторонности», считающих американскую демократию «оправдывающей самое себя», опросы общественного мнения показывают, что на самом деле американцы жаждут одобрения со стороны других демократий. А Европа еще долгое время будет оставаться домом для большинства таких демократий.