20 января условно-досрочно вышел из колонии экс-начальник Главного следственного управления СК РФ Дмитрий Довгий, осужденный за взятку и превышение должностных полномочий на 9 лет. Довгий рассказал Открытой России о том, как он хотел отменить арест Василию Алексаняну, зачем нужно заставить судей писать приговоры от руки, как он помогал в колонии другим осужденным и поделился своими философскими взглядами.

— Когда вы были начальником Главного следственного управления Следственного комитета РФ, в вашем ведении находилось уголовное дело Василия Алексаняна. Правда ли, что вы собирались изменить ему меру пресечения и отпустить его из-под стражи под залог?

— Когда 7 сентября 2007 года был образован Следственный комитет России, по делу Алексаняна уже было закончено предварительное следствие. Началось ознакомление с материалами уголовного дела. Я как руководитель Главного следственного управления дал следователю Логинову, который вел это дело, согласие о решении вопроса о мере пресечения в отношении Алексаняна. В октябре 2007 года к нам поступила копия решения Европейского суда по правам человека в отношении Алексаняна. Там говорилось, что его содержание под стражей незаконно в связи с тяжелой стадией его болезни. Кроме того, следователь мне докладывал, что Алексанян из-за своего тяжелого состояния здоровья может знакомиться только с ограниченным количеством материалов своего уголовного дела, и о том, что к нему поступило ходатайство адвоката об освобождении Алексаняна под залог.

Следователь с моего согласия обратился в Басманный суд. Представители Генпрокуратуры сначала также были согласны с нашим решением. Суд отказал в изменении меры пресечения. Мне позвонила председатель Басманного суда — судья Солопова. Она сказала, что суды не должны принимать такие решения, что мы сами вправе изменить меру пресечения на залог. Я ей ответил, что она неправильно толкует закон, что это — чисто прерогатива суда. Если я превышу свои полномочия, то в действиях следователя и в моих будет усматриваться состав 268 статьи УПК («превышение должностных полномочий»). Потом выяснились подробности:

оказалось, что в суде прокуратура отказалась поддерживать ходатайство, а со слов следователя мне стало известно, что прокуратура была согласна на изменение меры пресечения на залог, но только в том случае, если Алексанян даст признательные показания в отношении себя и других фигурантов этого дела.

Василий Алексанян, 2008 год. Фото: Александр Неменов / AFP

Я же считал, что Алексаняна можно было выпустить под залог. Это был мой первый конфликт с Александром Ивановичем Бастрыкиным. Выступая в суде по моему делу, он, кстати, говорил, что первый раз был недоволен мной по работе, когда я согласовал решение следователя Логинова об изменении меры пресечения Алексаняну на денежный залог.

— Возбуждение против вас уголовного дела и арест в 2008 году был одним из первых арестов следователя такого высокого ранга в России. Как вы сами отнеслись к тому, что теперь не вы решаете вопрос о мере пресечения, а его решают в отношении вас?

— Когда я сам оказался в клетке в Басманном суде, то к судьям относился положительно и думал, что они во всем разберутся. Мой адвокат считал, что я идеалист. А я думал, что на стадии Басманного суда разберутся.

Но судья Елена Ярлыкова, которая выносила решение о моем аресте, не разобралась. Потом я верил Московскому городскому суду, думал: там уж точно разберутся. Но там следующие решения в отношении меня были проштампованы. Поэтому я считаю, что очень правильно, что в среде осужденных Мосгорсуд называют «Мосгорштампом». Более того, были прямо курьезные ситуации: во время заседаний по рассмотрению моих кассационных жалоб на меру пресечения судьи просто спали, никого и ничего не слушали.

Было понятно, что решение ими вынесено еще до начала судебного заседания.

Когда в Московском городском суде судья Дмитрий Фомин стал рассматривать мое дело по существу, он был вежлив и внимателен. Я рассчитывал, что он разберется. Но по мере представления прокурором доказательств, когда судья стал отказывать во всех ходатайствах со стороны защиты и удовлетворять все ходатайства со стороны прокуратуры, отказывал нам в приобщении к делу тех доказательств, которые имели отношение к делу, и в то же время приобщал доказательства, которые не имели никакого отношения к делу, стало понятно, что судья Фомин находится на стороне обвинения.

А спустя несколько месяцев после провозглашения в отношении меня приговора судья Фомин занял должность заместителя председателя Московского городского суда. Следователи, которые расследовали мое дело, которые за год до этого были младшими советниками юстиции, после вынесенного мне приговора досрочно получили классные чины старших советников юстиции. Такой же классный чин получила и прокурор Мария Семененко, которая поддерживала обвинение по моему делу.

— Оказавшись в шкуре обвиняемого, потом осужденного, на какие недостатки в работе судей вы обратили внимание как бывший судья (в 1991-1997 годах Дмитрий Довгий работал народным судьей Пушкинского и Приморского районных судов Санкт-Петербурга. — Открытая Россия) ?

— Для начала я бы хотел сказать о положительном. Из тех дел, которые я читал, находясь в заключении, я достаточно много видел дел из дальних регионов, из отдаленных судов, где эти дела были рассмотрены. По протоколам судебных заседаний и по приговорам, которые я мог изучить, видно, что дела, как правило, рассмотрены полно, всесторонне и объективно. Речь о делах, которые являются рядовыми, не имеют большой общественной значимости. Что меня удивляет, в других регионах судьи гораздо грамотнее, толковее, справедливее и объективнее судей московских. Они читают законодательство, они руководствуются заседаниями пленумов. В этом плане я с очень хорошей стороны могу отметить Верховный суд Республики Мордовия, который пишет очень грамотно и постановления, и приговоры, очень объективно относится к рассмотрению как уголовных дел, так и материалов, например, по условно-досрочному освобождению, — то есть аргументированно.

Здание Верховного суда республики Мордовия. Фото: a.shemetov2010

Какие недостатки? Судьи разучились сами писать приговоры. Тут большой вред принесла компьютерная техника. Когда я работал судьей, судьи писали приговор либо от руки, чем занимался я, — перьевой ручкой, — либо печатали приговор на машинке. То есть тогда у судьи не было соблазна запихать дискету либо флешку в компьютер и полностью перепечатать в приговор текст обвинительного заключения, единственное — несколько подрихтовав его. Причем оставив приговор с теми же — как грамматическими, так и орфографическими — ошибками. Это мы часто видим не только по рядовым каким-то делам, но и по общественно значимым делам, которые гремят на всю страну. Конечно, такое недопустимо, и я считаю, что нужно подобный подход запретить.

—Как это можно запретить?

— Принять решение о том, что приговор должен быть изготовлен без использования компьютерной техники, от руки, например, — чтобы можно было идентифицировать данного судью.

— Ваше предложение довольно фантастично: писать приговоры от руки нереально.

— Вполне реально. Ведь дел у судей больше не стало. Сейчас больше судей, нагрузка судей меньше, чем была раньше.

Нужно научить судью работать творчески и мыслить. А сейчас, как правило, негатив в работе судей я вижу в том, что мыслить никто не хочет. Причем я не думаю, что по большинству дел или по каждому делу кто-то давит на судью, кто-то дает судьям какие-то указания, — судьи сами привыкли, что следствие всегда право. Ведь у многих судей сложилось мнение, — впрочем, так же, как и у прокурорских работников: «Если человек попал в тюрьму, значит, это не просто так, значит, там ему и место». Поэтому и существует обвинительный уклон, который, видно, сидит в генах. Особенно у тех людей, которые работают на подобных должностях. Конечно, от этого надо избавляться.

— Вы сидели в « VIP -тюрьме» — в СИЗО 99/1. Там в разное время были Владимир Барсуков-Кумарин, Сергей Магнитский, Алексей Френкель, Михаил Ходорковский. Что это за тюрьма?

— Это режимный изолятор. Там соблюдаются права заключенных, там вежливый персонал. В этом плане у меня каких-то претензий к сотрудникам изолятора не было. Единственное, что они нарушали — это раздельное содержание заключенных по разным статьям (статья 33 «Закона о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых». — Открытая Россия). Они меня содержали вместе с людьми, в отношении которых приговоры вступили в законную силу, а я еще не был осужден. Это были люди, осужденные за множественные убийства.

— Почему вас помещали к таким осужденным?

— Я предполагаю, что это была попытка оказать на меня психологическое давление.

— Какого рода давление на вас оказывалось?

— Физического и психологического давления эти люди на меня не оказывали, не знаю уж, почему. Мне с ними сидеть было вполне комфортно. Надо сказать, что эти осужденные с тяжкими статьями оказали мне в тот момент определенную моральную поддержку: когда человек попадает с воли в тюрьму, у него происходит определенный душевный перелом.

— То есть тем людям, которые хотели оказать на вас психологическое давление, это не удалось?

— Да, не удалось. Наоборот, я больше закалился.

— Считается, что тюремный опыт — это потерянные годы, сломанная жизнь. Вы с этим согласны?

— Я считаю, что любой жизненный опыт для нормального человека является положительным, ведь все явления в нашей жизни не могут быть только с одним вектором направленности. То есть в каждом явлении, в каждом действии есть и положительное, и отрицательное. Я считаю, что тот опыт, который я приобрел в местах лишения свободы, для меня более положительный, нежели отрицательный. Для меня это был необычный опыт.

— Получается, что вы прожили несколько жизней?

— Да, я работал следователем, работал в милиции, судьей много лет, работал чиновником в Министерстве юстиции, работал в Следственном комитете. Теперь я посмотрел с другой стороны на ту же деятельность. Единственное, кем я никогда не работал, — адвокатом. Официально. Но и то: находясь в колонии, я оказывал юридическую помощь осужденным по другим делам, я практически выполнял адвокатские функции, потому что составлял осужденным жалобы по их делам. Достаточно большой процент жалоб, мной написанных, удовлетворялся судами — в основном судами Мордовии.

— То есть вы стали адвокатом осужденных?

— Да, я читал дела. Я видел, где действительно есть судебные ошибки, а где вынесено справедливое судебное решение. Я соглашался почитать дела у всех, кто ко мне обращался, и при изучении дел я говорил, буду ли я писать жалобу или нет. То есть консультировал, имеются ли какие-то законные основания для того, чтобы писать жалобу. Некоторые заключенные говорили мне: «Напиши хоть о чем-нибудь!» Но я профанацией никогда не занимался, поэтому я отказывался писать жалобу, когда не видел каких-то серьезных нарушений в деле.

— По вашим оценкам, сколько среди тех, с кем вы сталкивались за эти шесть с половиной лет, невиновных?

— Судебные ошибки, к сожалению, у нас допускаются очень часто в той или иной мере: это не значит, что все эти люди невиновны. Большинство людей виновны, но либо превышена квалификация статей, либо вменены дополнительно отягчающие обстоятельства, которые реально не доказаны, либо не учтены смягчающие обстоятельства, которые у людей реально присутствуют и которые предусмотрены Уголовным кодексом. У нас трудно пробиваемая судебная система: ты можешь писать сколько угодно жалоб, а суды делают вид, что не замечают этих нарушений.

Дмитрий Довгий. Фото: Вера Челищева / «Новая газета»

Когда я выявлял эти нарушения на стадии судебного надзора, то есть на стадии обжалования в Верховном суде, для меня было удивительно, что из Верховного суда приходили шаблонные ответы, что все якобы рассмотрено правильно в судах нижестоящих инстанций. Я сторонник выполнения закона на всех стадиях уголовного процесса, и если, согласно постановлению пленума Верховного суда, положено давать развернутые и мотивированные ответы, то они должны были быть. Но люди получали немотивированные ответы из Верховного суда.

— А ваше дело — тоже судебная ошибка? Или это пример фальсификации?

— Мое дело — это верх цинизма в области судебных ошибок. Но мое дело политизировано самой правоохранительной системой.

— Кроме вашего случая, когда в угоду политическим интересам или интересам сильных мира сего фабрикуется уголовное дело, существует много других подобных дел. Вы согласны, что существует большой поток таких дел?

— Конечно согласен.

— Вы не жалеете, что пошли на конфликт с руководством Следственного комитета, что написали письмо президенту Путину, дали интервью Александру Хинштейну, где говорили, что СК стал чуть ли не филиалом ФСБ? И, по сути, из-за этого провели шесть с половиной лет за решеткой.

— Я говорил о том, что оперативные материалы по уголовным делам принимаются без должной проверки следственным путем. Принимаются за объективную истину, а так быть не должно.

Я ни о чем не жалею, потому что если бы тогда я не отстаивал правоту своей позиции, то у меня случился бы внутренний конфликт с самим собой. Я бы тогда сломался как человек — если бы я продолжал такую деятельность. Я думаю, что тогда поступил правильно. Я выступал за правильное рассмотрение дел, — я просто по-другому не мог поступить в такой ситуации.

— Были ли среди ваших друзей и коллег люди, которые, когда против вас было заведено уголовное дело и вы были осуждены, испугались с вами общаться?

— Среди людей, которых я считал друзьями, к счастью, никто от мня не отвернулся, хотя среди них много действующих сотрудников различных правоохранительных органов. Среди тех, кто был просто знакомым и с кем я сталкивался по работе, были всякие, но нельзя же требовать от человека чего-то сверхъестественного. В условиях СИЗО я мог только писать письма, и, естественно, чтобы никого не подставлять, я старался минимизировать контакты. Контакты были только с самыми близкими людьми, которые хотели помочь моим родственникам в тот момент.

Потом, когда меня перевели в колонию-поселение, в пожарную часть, где установлен таксофон, где можно было звонить, очень много людей мне звонили и восстановили со мной приятельские связи. Многие помогали мне и моей семье.

— Что вы собираетесь делать после освобождения?

— Заниматься юридической деятельностью. Я себя считаю неплохим специалистом в области уголовного и процессуального права. Понятно, что, пока не снята судимость, я не могу работать адвокатом. Но я могу консультировать, я очень хорошо разобрался за эти годы в практике Европейского суда по правам человека, могу писать аргументированные жалобы со ссылкой на прецеденты Европейского суда.

Александр Бастрыкин и Юрий Чайка, 2011 год. Фото: Михаил Климентьев / AP / East News

— Планируете ли вы встретиться с Александром Бастрыкиным?

— Самому назначать такую встречу или просить о ней — такого намерения у меня нет. Но поскольку Ленинград — город маленький, и юридическая общественность так или иначе встречается на разных мероприятиях, я убежден в том, что такая встреча обязательно произойдет. Другое дело, что я инициировать ее, конечно, не буду.

Но отказываться от встречи, если она мне будет предложена, я тоже не стану.

— Какой вопрос вы бы хотели задать Бастрыкину?

— Я знаю: жизнь такая штука, что она всегда сводит именно тех людей, которые либо очень близки, либо разошлись и стали далеки. Поэтому, с философской точки зрения, я убежден, что жизнь нас опять столкнет друг с другом. А каким образом наши отношения будут развиваться — посмотрим. Я ни на кого не держу никакого зла. Поэтому жизнь все сама расставит на свои места.

Дмитрий Довгий умудрился прошагать правоохранительную лестницу вверх и вниз. Был следователем, судьей, занимал высокий пост в Министерстве юстиции, был помощником по особым поручениям заместителя генерального прокурора, одним из создателей закона о Следственном комитете, начальником Главного следственного управления СК. В январе 2008-го стал генералом, а спустя полгода – арестантом. Был осужден на девять лет за взятку, но вины своей не признал. Спустя шесть с половиной лет был освобожден по УДО.

Сегодня Довгий тихо занимается юридической практикой в Петербурге и со стороны наблюдает за арестами силовиков, губернаторов, мэров и министров. Побывав на самом верху, а потом на самом дне, он в отличие от рядового обывателя не видит в этой лихорадке ничего захватывающего.

В 2008 году вы были самым высокопоставленным из задержанных силовиков. И хотя тучи над вами сгущались несколько месяцев, вы сами говорили, что арест стал для вас неожиданностью. Судя по всему, для нынешних арестантов - в том числе и ваших бывших коллег - это тоже трагические сюрпризы. Випов такого уровня как-то по-особенному задерживают, с б ó льшим уважением, чем рядовых преступников? Или тоже могут стукнуть мордой об стол?

Главное - по какой статье человек идет и может ли он оказать сопротивление. Одно дело, когда задерживают за терроризм или убийство, здесь важно чтобы никто не пострадал, другое - за взятку, например. Тут должно быть правильно выбрано помещениес учетомвозможности скрыться или сбросить улики.

Конечно, о чиновниках, назначенных указом президента, докладывают Путину. Чтобы избежать имиджевых последствий, борьба с коррупцией должна вестись взвешенно. Иногда лучше сказать - увольняйся, потому что у нас на тебя есть материалы, - чем заводить дело. Потому что иначе лавина может снести все. Иногда желание показать гражданам, что закон одинаков для всех, не столь целесообразно, как показать, что есть незыблемость и ниша, свободная от коррупции. Да, у нас коррупция все пронзила, как ржавчина, но у нас же нет цели всех отправить в тюрьму. Тут не надо бояться компромиссов и мучиться дилеммой, почему тетю Машу посадили в СИЗО, а министра отправили под домашний арест. Кому-то может не нравиться. Но не должно быть уравниловки.

- Но почему тетя Маша, которая без связей, должна страдать больше?

Они не должна страдать больше или меньше. Каждый страдает за свое. Правосудие не должно идти на поводу у толпы, тем более у толпы, которая жаждет хлеба и зрелищ.Или вы хотите всю Москву по периметру колючей проволокой обмотать? Думаете, тогда люди скажут - да, вы нас убедили, идет борьба с коррупцией? Или действовать как Ли Куан Ю в Сингапуре, который ближайших друзей вывел на лобное место и принародно расстрелял?

Положим, с Улюкаевым вашу логику еще можно понять, но вспомните домашний арест Евгении Васильевой. Он что, улучшил имидж страны?

Я считаю, учитывая состояние наших СИЗО, что за экономические преступления лучше отправлять под домашний арест. А что вы хотите от Васильевой, ей же был вынесен приговор.

- Вы меня смеш ите.

Вовсе нет. У нас не прецедентное право, поэтому судья волен выбирать меру, которую он считает необходимой и достаточной.

Возможно, кого-то Васильева и раздражала, пела, там, стихи писала, но на меня она производила впечатление дамы позитивной, и я бы не хотел, чтобы ее мордой окунули в парашу.

Не знаю, доводилось ли вам бывать в женских колониях, но там жестче, чем у мужиков. Бедные женщины в этих страшных платочках и ватниках там страшно унижены и смотрятся жутко.

- Понятно, раз красивая - не надо ее трогать.

Она же никого не убила, и социальная справедливость была восстановлена…

Ее папаша, крупный бизнесмен, возместил ущерб, миллионы или миллиарды, уже не помню. И зачем ее держать в тюряге после этого?

Фото: Вера Челищева / «Новая газета»

- Ладно, оставим Васильеву. Вы тоже были випом. Свое задержание, наверное, помните по минутам.

18 августа провокатор (это я понял после) пригласил меня в ресторан. Я думал, что речь пойдет о моем восстановлении на работе (Александр Бастрыкин, глава СК, подписал приказ об освобождении Довгия от должности по результатам служебной проверки 21 апреля 2008 г. - Р ед. ) Но тут явился человек, представившийся, что он от Бортникова (директор ФСБ. - Ред. ) , и сказал, что мы должны куда-то поехать. Мы вышли на улицу, там он мне сказал, что является сотрудником полиции и должен отправить меня в СК для проведения следственных действий. «Давайте проедем, и, пожалуйста, без неожиданностей!» - предупредил он. Вокруг стояло еще человека четыре. Мы доехали до СК, поднялись на 4-й этаж, где мне сказали, что я задержан. Дескать, подозреваюсь в получении взятки. Никакого задержания с поличным не было да и быть не могло.

- У вас, наверное, были другие планы на вечер.

Был прекрасный вечер. Москва, Солянка, я был в рубашке с короткими рукавами, в каких-то светлых брюках. Я полагал, что разговор в ресторане будет долгим, а потом собирался готовиться к заседанию в суде о своемвосстановлении на работе. Меня арестовали в тот день специально, чтобы я не смог прийти в суд. Когда на следующий день судье сообщили, что я арестован по подозрению в получении взятки, мне моментально было отказано в восстановлении на работе.

Адвокат Улюкаева заявил, что это была провокация. Реально ли устроить такую провокацию? Это к вам не как к сидельцу вопрос, а как к экс-начальнику следственного управления.

По закону провокация - это когда человек не хочет совершать преступление, но сотрудники правоохранительных органов его к этому подталкивают: долго уговаривают получить взятку или угрожают, что если он не совершит действий, за которые его хотят «отблагодарить», у него будут крупные неприятности. Мы не знаем, зачем министр поехал в Роснефть, как ему всучили чемодан, может, в руки насильно бросили. Но он министр и не обязан бегать по звонку в госкорпорацию, а он все бросил и поехал туда, и носил там чемодан. Это очень странно. Суд обязан исследовать, имели ли место действия правоохранительных органов, при которых человек не мог поступить иначе. Угрожали ли ему. Могли ли его ввести в заблуждение. Теоретически это возможно, а практически маловероятно.

- Вот все мучаются вопросом, как умный человек мог поехать за взяткой к другу Путина?

Значит, у него были основания предполагать, что он неприкасаемый и ему все сойдет с рук.

- Часто при задержании люди впадают в истерику?

Когда я был судьей и арестовывал в зале суда, то это очень большой стресс. И не только для приговоренного, но и для судьи. Для нормального человека бросать другого в тюрьму - это неприятно. Когда меня задержали, все очень удивились, что я даже шутил. А мне казалось смешным, что я все ступеньки карьеры прошел, а теперь сяду. Я и на суде вел себя весело, и в тюряжке старался не унывать. Для меняэто была школа - я набрался опыта, которого бы на воле никогда не получил. Хотя многих тюрьма ломает страшно. Сейчас там появляются штатные психологи, но на них наваливают столько другой работы, что им не до зэков, не до того, что у человека проблемы в семье, ждет ли его кто-то или он выйдет в белый свет как в копейку.

- Вы поддерживаете отношения с теми, с кем сидели вместе?

Да, конечно. Вот недавно сокамернику перевод отправил на день рождения.

- Он уже на воле?

Он будет всегда сидеть, потому что на его банде 29 трупов. Я с ним сидел год. Меня с ним посадили, хотя не имели права сажать меня с главарем банды. У него было три пожизненных, но мне было комфортнее всего с ним сидеть, потому что он мне оказался психологически близок. Мы до сих пор переписываемся.

Я понимаю, что для кого-то это звучит дико, что бывший начальник Главного следственного управления посылает подарки такому человеку, особенно для родственников тех, кого он убил.

- Вы так говорите, будто зона пошла вам на пользу.

Я благодарен судьбе, что так получилось. Может быть, я там, в СК, уже бы давно спился, там очень большой стресс, который надо как-то снимать. Мне приходилось много встречаться с людьми, где морковный сок не принято пить. Никто не знает, что бы со мной было.

Вы считаете, что Бастрыкин вас предал? Вы же на момент ареста работали с ним вместе более десяти лет и были фактически его доверенным лицом.

Я думаю, что Бастрыкин думает ровно наоборот. Он был уверен, что я хочу занять его место, я сливаю прессе на него компромат, будто это я рассказал в интервью Хинштейну («МК» 29.05.2008. - Ред. ) про его недвижимость в Чехии. Я про его недвижимость ничего не знал, а если бы и знал, не стал бы рассказывать. Ведь это личное, к службе отношения не имеет. Еще он подозревал, что я хотел устроить побег Кумарину-Барсукову во время этапирования, что было и практически невозможно, и абсолютно бессмысленно.

Разговоры об отставках вашего бывшего шефа бродят постоянно. Когда вы это слышите, какие чувства вас обуревают?

Слухи о его отставке начались через полгода после создания СК - десять лет как.Но мне кажется, что этот человек достаточно пробыл на одном месте, что уже пора ему самому уходить в отставку. В связи с постоянной кадровой чехардой, скандалами, увольнениями, не говоря уже об уголовных делах. (Денис Никандров, первый замглавы ГСУ СК РФ по Москве, и Михаил Максименко , начальник Управления собственной безопасности Следственного комитета, в июле 2016 г. задержаны по коррупционному делу Захария Калашова , находятся в Лефортово . В 2008 году Никандров вел дело Довгия. - Ред.). Когда Бастрыкин был назначен, он привел с собой в центральный аппарат СК всего 4-5человек. Больше своих кадров у него не было и положиться он мало на кого мог.Люди набирались по странным критериям, а через полгода их увольняли, хотя для того, чтобы на таком месте проявиться, нужно как минимум года три.

Послушать вас, так в одном из самых могущественных ведомств в стране царил (или царит?) сплошной раскардаш и неразбериха, верхушка СК занимается самоедством и ищет врагов внутри себя.

Если говорить об уровне заместителей председателя и руководителей структурных подразделений, то да. Но, конечно, речь не идет о рядовых сотрудниках, которые работают на земле

- Вы говорили, что все разговоры прослушиваютс я…

Это было, когда я там работал, не думаю, что что-то изменилось. Но это меня как раз не сильно смущало.

Кабинет - это служебное помещение. Лицо, которое там сидит, должно предполагать, что оно под контролем. Поступая на такую должность, человек должен быть готов к ограничениям.

Хотя, прослушивая служебные кабинеты, надо исходить из того, что следователи и работники аппарата - здравомыслящие люди, и если они даже не подозревают, что за ними следят, вряд ли они будут заниматься в кабинетах чем-то противозаконным.

Меня куда больше удивляло, что в СК все, даже небольшие руководители, назначаются по срочным контрактам. Почему? Ведь если человек не выполняет свои обязанности, не соответствует занимаемой должности, то есть процедуры, чтобы его уволить. А когда контракт можно без объяснения причин через год не продлить, получается, что над тобой висит топорик. В судах, например, отказались от таких топориков и перестали назначать людей на три года, а стали назначать пожизненно, кроме председателей.

- После ареста вы с Бастрыкиным общались?

Последний раз я его видел в суде, когда он сказал, что меня подвели мои частые походы в московские рестораны. Тогда даже в газетах написали, что приход Бастрыкина на суд к Довгию равносилен приходу Берии на суд… к Ежову, например. Это было процессуальное нарушение, он не говорил по делу, а рассказывал про мою личность. А потом присяжные писали - нам со слов прокурора стало известно, что Довгий за вечер только вина выпивал на четыре тысячи евро. А они и представить не могли себе такую сумму.

Кстати, присяжные меня бы оправдали, если бы на них не было давления со стороны прокурора, суда и оперативников. Одну женщину, которая явно была на моей стороне, в день вердикта просто не пустили в суд. Ей облили лестницу сверху донизу белой краской, она застряла в лифте на полчаса. Когда вышла, обнаружила, что ей прокололи шины. Она вызвала такси, но их задержали на посту ДПС: якобы по подозрению, что машина в угоне. Ее голоса не хватило, чтобы вынести оправдательный приговор. А обвинитель трясла перед присяжными фотографиями из интернета каких-то замков в Альпах и уверяла их, что это мои. Я попросил показать правоустанавливающие документы, что она сделать не смогла.

- В какой стране замки?

Кажется, в Австрии. Судья, конечно, одернул обвинителя, но потом они - как я полагаю, не без ведома судьи - разложили эти фотографии в совещательной комнате. А с Бастрыкиным мы должны были встретиться в прошлом году на похоронах общего товарища, но судьба решила иначе: я понял, что опаздываю, и не поехал. А потом мне сказали, как хорошо, что ты не приехал, а то мог бы случиться скандал.

- После освобождения интервью с вами вышли только в оппозиционных СМИ. Наверное, и бывшее начальство записало вас в пятую колонну. А у вас не было желания податься в правозащитники?

Это слово ругательное, попрошу его ко мне не применять. Мне кажется, что у нас понимают правозащитника как человека, который противостоит каким-то общепринятым ценностям. Я просто защитник и помогаю в судах людям.

- У вас несколько дикое представление о правозащите. Вы бы могли наладить диалог…

А кто там есть достойный, чтобы с ним говорить? Этодеструктивная секта.

Многие бы, наверное, хотели, чтобы я выступил механизмом разрушения. Но зачем же я буду гадить детищу, которое сам создавал, как бы я ни относился к Бастрыкину.

Да, когда я освободился, много народа набежало, либералы и всякие псевдолибералы. Они считали, что могут использовать меня как жупел, что я буду идти и все на своем пути крушить, кричать, какие кругом негодяи работают, что все прогнило. Но это абсолютно анархистский подход: все разрушить, а потом ничего не создать.

Народ у нас, конечно, странный. Когда ничего не происходит, он считает, что это потворствует коррупции, а когда задерживают министра, значит пускают пыль в глаза. Но нельзя идти на поводу у толпы. Даже если у нас полстраны сидело или будет сидеть, другая все равно будет кричать: давайте больше, давайте жестче!Когда идет дискуссия о смертной казни, то большинство требует ее вернуть - и только профессионалы противятся. Завтра скажи, что распнут кого-либо на Дворцовой площади, и массы будут только за!

Дмитрий Довгий долго молчал; за все два месяца громкого скандала в Следственном комитете он упорно отказывался от любых интервью, ограничиваясь лишь короткими, сухими комментариями.

Обет молчания Довгий решил нарушить лишь теперь, когда окончательно стало ясно, что бывшие коллеги не оставят его в покое и любыми путями попытаются заткнуть рот опальному генералу.

Возбужденное неделю назад уголовное дело о попытке дачи взятки, главным фигурантом которого является Довгий, стало последней каплей. (Об этом деле “МК” подробно рассказывал 17 и 19 мая.)

Конечно, говорит он далеко не обо всем, многие моменты - в том числе и явно для него невыгодные - старательно обходит. Впрочем, даже малой толики сказанного им вполне достаточно, чтобы убедиться: созданный 9 месяцев назад Следственный комитет при прокуратуре превращается в настоящего монстра в лучших традициях НКВД…

СПРАВКА "МК"

Довгий Дмитрий Павлович. Родился в 1966 г. в Ленинграде. Окончил юридический факультет ЛГУ. В 1988-1990 гг. проходил срочную службу следователем военной прокуратуры. В 1991-1997 гг. - судья в районных судах Санкт-Петербурга. В 1997-2000 гг. - заместитель начальника управления юстиции Ленинградской области. В 2001-2006 гг. - начальник отдела Управления Минюста России по СЗФО. В 2006 г. - начальник отдела ГУ МВД России по ЦФО, затем - помощник по особым поручениям заместителя Генерального прокурора А.И.Бастрыкина. В сентябре 2007 г. назначен начальником Главного следственного управления Следственного комитета при прокуратуре. 20 марта 2008 г. был отстранен от занимаемой должности в связи с обвинениями в коррупции, а 21 апреля уволен из СКП. Государственный советник юстиции 3-го класса.

- Дмитрий Павлович, главный вопрос, на который до сих пор нет ответа: за что вас все-таки уволили?

Ответа у меня тоже нет. Есть только разные версии.

- Ну, например?

Для этого надо понять историю моих отношений с Александром Ивановичем (Бастрыкиным, председателем СКП. - А.Х.). Я работал под его началом с 2001 года; сначала в юстиции, потом в МВД, затем в Генпрокуратуре. Когда Бастрыкин возглавил Следственный комитет, именно он пробил мое назначение на ГСУ: это ключевое подразделение ведомства. То есть отношения были самыми доверительными, я искренне считал себя человеком Александра Ивановича и членом команды. В январе, ко Дню прокуратуры, мне дали генерала; это что-то да значит.

Понятно, что не всем это нравилось; близость к телу всегда служит поводом для аппаратных интриг. В частности, я знаю, что крайне настороженно ко мне относился Владимир Максименко (начальник Управления собственной безопасности СКП. - А.Х.), играющий сегодня определяющую роль в системе. Была ревность и со стороны других коллег. Я ведь не вступал ни в какие альянсы, союзы, ориентировался исключительно на председателя. Не исключаю, что поэтому меня решили отодвинуть. Но просто так сделать это было невозможно; Бастрыкин мне доверял. Выход оставался один: скомпрометировать.

- Когда вы почувствовали изменение отношения к себе?

Какого-то похолодания я не ощущал до последнего дня, хотя определенные рабочие конфликты у нас с Бастрыкиным периодически и возникали. Когда он меня назначал, то считал, вероятно, что я буду выполнять любые его команды.

- А разве не так? Как же дела Бульбова, Сторчака?

Отчасти вы правы; поначалу все так и было. Он приказывал, мы возбуждали дела или прекращали, не задавая лишних вопросов. Но через пару месяцев я начал понимать, что движемся мы куда-то не туда. Все разговоры о независимости следствия по сути остались пустой декларацией. Всю политику СКП начали определять спецслужбы, поступавшие от них оперативные материалы воспринимались Бастрыкиным как истина в последней инстанции. Кстати, многие из них передавались за стенами комитета; Бастрыкин был уверен, что все помещения на Техническом (штаб-квартира СКП. - А.Х.) прослушиваются прокуратурой…

- Итак, поначалу вы слепо выполняли команды Бастрыкина. А что потом?

Потом я стал осознавать, что становлюсь заложником чужих игр. Большинство процессуальных решений принимались мной; подписи же Александра Ивановича почти нигде не стояло. Кто будет завтра за все отвечать? Я?

Первый звонок прозвучал как раз из-за Сторчака. Бастрыкин вызвал меня, приказал возбудить дело по хищению кувейтского долга. Я изучил материалы, доложил: состава нет. “Посмотрите снова!” Несколько раз следователи выносили постановление об отказе, но Бастрыкин требовал “возбудиться” любой ценой. В конечном счете я выполнил его указание, но Генпрокуратура постановление о возбуждении тут же отменила. Совершенно, замечу, законно.

Потом трения возникли по делу о покушении на генерала МВД Аулова (ныне - начальник Главка МВД по ЦФО. - А.Х.); у нас возникли серьезные сомнения в обоснованности самого покушения. Все было очень похоже на инсценировку. К тому же в материалах имелись нелицеприятные для Аулова данные о его связях с криминальными группировками Питера. Но поскольку Аулов - близкий друг Бастрыкина, мне было приказано отправить дело для дальнейшего расследования в Санкт-Петербург, где его благополучно надлежало похоронить. Я попытался возразить…

Не могу не спросить вас и о подоплеке другого громкого дела: сотрудников наркоконтроля во главе с генералом Бульбовым?

Сразу после создания СКП, в сентябре, Бастрыкин передал мне оперативные материалы в отношении Бульбова и его коллег и приказал возбудить дело. Никакой конкретики в этих материалах не было, но отказаться я по понятным причинам не мог. Начали думать, как быть. Возбудить сразу? Было очевидно, что Генпрокуратура такое постановление тут же отменит. Нужно было как-то обойти “прокурорское око”.

Один из руководителей ГСУ предложил хитрый ход: взять любое другое дело и пристегнуть наркополицейских к нему. Бастрыкину идея понравилась. После долгих обсуждений выбор пал на расследуемое в Москве дело в отношении сотрудников ГУВД; они за взятки ставили коммерсантов на прослушку. Ни Бульбов, ни его подчиненные там, правда, не фигурировали, тем не менее дело было изъято к нам, в ГСУ. Один из фигурантов тут же дал показания, что был посредником при передаче взяток от Бульбова к милиционерам; якобы Бульбов тоже размещал в ГУВД “заказы”. Этого оказалось достаточно, чтобы задержать его и трех других сотрудников ФСКН, провести обыски, а впоследствии арестовать. Генпрокуратура помешать нам была уже бессильна. Более того, Александр Иванович строго-настрого приказал по запросам прокуратуры материалы ей не давать.

- С чем была связана такая рьяность?

Этого мне никто не объяснял; теперь, проанализировав всю ситуацию, могу только предположить. Бульбов ведь вел оперативное сопровождение дел “Трех китов” и китайской контрабанды и в своей работе зашел слишком далеко. Не случайно сразу после создания СКП от оперативного сопровождения этих дел ФСКН отстранили. Следователя Наседкина, который расследовал контрабандное дело, в СКП не взяли. Хотели отстранить и следователя Лоскутова, в производстве у которого находились “Три кита”, но в последний момент не решились, Лоскутов ведь был поставлен лично Путиным.

- Тем не менее в итоге Лоскутова от дела тоже отвели?

Да, но уже в марте. Сделано это было по личному указанию Бастрыкина. На мои вопросы, а как посмотрит на это президент, Александр Иванович очень жестко сказал, что Лоскутов вообще спивается, толку от него нет, а с президентом он все уже решил. На самом деле подоплека, конечно, заключалась в другом: Лоскутов действовал слишком независимо и потому был опасен.

- Бастрыкину?

Его, скажем так, друзьям и соратникам. И не один только Лоскутов. Когда Следственный комитет создавался, примерно 1/5 всех прежних “важняков” не были взяты на работу. Отсевом занималось наше УСБ. Я пытался добиться от начальника УСБ Максименко внятных объяснений; смена следователей, особенно по делам, почти доведенным до конца, чревата потерей качества и темпов, но он всякий раз отговаривался наличием неких “оперативных материалов”. Сами материалы мне, естественно, показаны не были…

Кстати говоря, я не исключаю, что отстранение Лоскутова и моя отставка - это звенья единой цепи. Насколько мне известно, Путин об этом ничего не знал, значит, кого-то нужно было сделать крайним. Все совпало.

- Как вы узнали о собственном отстранении?

20 марта Бастрыкин вызвал меня и объявил, что отстраняет от работы. Никаких аргументов он не приводил, сказал лишь, что поступили рапорты следователей, в которых меня обвиняют в коррупции. На все мои возражения заявил: пусть разбирается проверка.

Какие претензии предъявлялись к вам в этих рапортах?

Они достаточно уже известны, поскольку не раз фигурировали в прессе. Якобы я получил взятки за развал двух уголовных дел: в первом случае - полтора миллиона долларов, во втором - два миллиона евро. Бред полный!

- Что с этими делами сейчас?

Расследуются, как и прежде… Месяц велась проверка. Никто особо и не скрывал, что главная ее цель - подвести меня под увольнение. Проверяющие так прямо и говорили: есть приказ. И хотя ни одного факта не подтвердилось, меня все равно уволили. Демонстративно: в день моего рождения.

- Вы пробовали объясниться с Бастрыкиным?

Неоднократно. Звонил ему, пытался встретиться. Тщетно. Мне кажется, Александр Иванович просто боится посмотреть мне в глаза.

Извините, но я все-таки никак не возьму в толк. Вы были его доверенным лицом. Какие же аргументы должны были быть приведены Бастрыкину, чтобы он вот так безропотно вышвырнул своего верного помощника взашей?

Я бы тоже очень хотел это узнать. Думаю, была сработана какая-то профессиональная провокация. А учитывая появившееся уже у Бастрыкина раздражение на меня, зерна легли на благодатную почву…

Сильно сомневаюсь, чтобы кадровые прокурорские следователи могли выступить с подобными обвинениями в адрес своего начальника по собственной инициативе. Скорее всего, им настоятельно это “порекомендовали” сделать. Поскольку мое место занял сейчас первый зам. начальника УСБ Сергей Маркелов, выводы напрашиваются сами собой.

От многих сотрудников СКП я слышал, что УСБ набрало сегодня огромную силу; здесь определяют все кадровые решения, чуть ли не прослушивают даже кабинеты?

Так и есть. Регулярно досматриваются сейфы, служебные кабинеты следователей. Люди боятся говорить друг с другом в кабинетах; скажешь что-то лишнее, а завтра тебя уже вызывают на ковер. Знаю доподлинно, что все мои телефонные разговоры тоже прослушиваются. УСБ профилактирует сотрудников, с которыми я продолжаю поддерживать отношения. Короче, 1937 год - в натуральную величину.

- Не обижайтесь, но ведь и вы приложили к этому свою руку?

Все мы крепки задним умом. Сейчас-то, уже на собственном горьком опыте, я понимаю, какая мина была заложена при проведении прокурорской реформы. Да, разделение следствия и надзора за ним - необходимо. Однако под этим благим лозунгом прокуратуру лишили практически всех реальных полномочий. Прокурор сегодня не может ни возбудить уголовное дело, ни отменить процессуальное решение следователя, даже если оно откровенно незаконно.

Дело не в том, хороший Бастрыкин или плохой. Дело в системе, которая не должна зависеть от личных особенностей человека. Разрушив баланс сил, систему сдержек и противовесов, мы превратили прокурорское следствие в настоящего монстра, не подотчетного никому, кроме себя самого.

Мое глубокое убеждение: рано или поздно Следственный комитет все равно придется трансформировать во что-то иное, например в единую следственную службу. Лет мне немного, так что надеюсь еще дожить до этого дня, хотя от моих бывших коллег ждать можно чего угодно.

Обсуждение статьи

Victor Viktory
Jan 31 2016 10:46AM

Сейчас в СК другой начальник УСБ, и теперь это Главное управление по сзаимодейстию и СБ, и начальник другой, но тоже с фамилией Максименко, Миша.

Но порядки прежние, подмял под себя все СК, главный решала, все бабло к нему)))

ivan petrovich
Jun 2 2008 12:00AM

Комми: Ой Копаюся тут в причинах, руками их трогают.. Две лопаты ископали, 1 234,5 причины нашли, руки в мозолях - нос не вытереть, крутють их в руках- вертють - к стенке приставять - падают, на пол положут - укатываются.. И вот кто из археологов - проблемокопателей и говорит - Надо их братцы систематизировать согласно классификаци, чоп глянуть через призму империокритицизма - и все понятно- "Не Я ТАКОЙ- Жисть такая" и гуманизьмом намазать их и всепрощением с входом в их положение и пониманием прощением.. Ой Сиди мы тут копаемся в причинах и в прочем.. а прочее нам и говрит: Пока ты как ворона-санитар леса дохлую крысу дегустируеш с точки зрения страшно долекого от народа декабриста -журналиста международника - тута неподалеку стадо гражданинов и гражданок наших от бескормици и побоев исдохло а ты говориш ой как интересно, а могу лия в причинах покопаться?.. Может это не менеджмент криворукий? Может это Луна в Козерог вошла?.. Или пищевое отравление у них было острое через гематомы выражающееся.. Может не надо Грифа-Мутанта двухголового нашего на яйца садить? Может он и не Виноват ни в чем? Может это воздух такой - персонально-несвежий им вдохнулся? И еще одну лопатку для копаний у дитя в песочнице отбереш?.. Серьезный такой, с микроскопом под мышкой- Вылитый Мичурин восле дыни -скороспелки...Скрыть то что выпячивают - это к портным хорошим надо, нормальные пацаны уже и не скрывают ничего -ни причин - ни следствия..А Вы все Трупу искуственное дыхание делаете и током его бьете - о, живой- дергается...

Иннокентьевич
May 31 2008 12:52PM

Если президенты клятвопредатели, то, что мы хотим. Сволочизм борзеет. Живем, и будем жить по понятиям. Так что о справедливости можно забыть. У кого палка, тот и прав. Пока не начнем руководствоваться народной мудростью: «Лестницу метут сверху.» толку не будет. Например:

Закон о правительстве:

« Статья 11. Ограничения, связанные с пребыванием в составе Правительства Российской Федерации. Члены Правительства Российской Федерации не вправе:

……………………

заниматься предпринимательской деятельностью лично или через доверенных лиц, в том числе участвовать в управлении хозяйствующим субъектом независимо от его организационно-правовой формы.

заниматься другой оплачиваемой деятельностью, кроме преподавательской, научной и иной творческой деятельности;

использовать в неслужебных целях информацию, средства материально-технического, финансового и информационного обеспечения, предназначенные только для служебной деятельности;»

«Статья 16. Полномочия Правительства Российской Федерации в социальной сфере. Правительство Российской Федерации:

обеспечивает проведение единой государственной социальной политики, реализацию конституционных прав граждан в области социального обеспечения, способствует развитию социального обеспечения и благотворительности;»

Нахождение в правлении ОАО членов правительства прямо противоречит закону. Идея, превращение государственных - Газпрома, РАО ЕЭС, РЖД и т.д. в ОАО, как сообщалось в СМИ, была Медведева. Цель - создание кормушки для членов правительства, в том числе для себя. Вместо работы на социальное государство они стали работать на прибыль. Требование ст.12 Конституции подменили в уставе этих ОАО – прибылью. Таким образом, решалась задача не повышения производительности труда, а увеличение тарифов. При производстве газа, электроэнергии производительность труда по натуральным показателям, по разным источникам относительно 1990 г. снизилась на 30 и более процентов. Вот результаты работы в правлениях этих ОАО Чубайса, Медведева.

Наличие в стране более 20 млн. граждан живущих ниже черты бедности – итог работы правительства по реализации ст.12 Конституции РФ и ст.16 закона о правительстве.

Члены правительства органично влились в «демократичный» коллектив либералов. Теперь у нас проблема: Как их оттуда смыть.

Экс-глава ГСУ СКП РФ Дмитрий Довгий вышел на свободу

МОСКВА, 19 января. Депутат Госдумы Александр Хинштейн сообщил в Twitter, что сегодня освобожден по УДО экс-глава Главного следственного управления Следственного комитета при прокуратуре РФ Дмитрий Довгий.

"Сегодня условно-досрочно освобожден экс-руководитель ГСУ СКР при прокуратуре Д. Довгий. Он отсидел 6,5 лет за интервью, которое мне дал", - написал Хинштейн.

Напомним, в июне 2009 года Мосгорсуд признал Довгия виновным в получении взятки в размере 750 тысяч евро и приговорил его к девяти годам колонии строгого режима.

Суду в отношении бывшего главного следователя страны предшествовал конфликт между главой СКП РФ Александром Бастрыкиным и Дмитрием Довгием. Последний дал нашумевшее интервью Александру Хинштейну, в котором рассказал о разных темных делах в СКП. В частности, он сообщил, что дело против генерала ФСКН Александра Бульбова, стоившее тому свободы, было возбуждено без достаточных на то оснований и фактически cфальсифицировано по прямому указанию главы СКП Бастрыкина. Причина - генерал участвовал в расследовании дела «Трех китов», которое зашло «слишком далеко». Позднее следствие признало, что генерал Бульбов инкриминируемых ему преступлений не совершал, и прекратило дело в отношении него "за отсутствием состава преступления".

За освобождение "теневого" бухгалтера Кумарина Ильи Клигмана было запрошено $1,5 млн, половина этой суммы передана прямо в здании СКП

Дмитрий Довгий: из любимчиков в арестанты

Александр Шварев

Бывший руководитель Главного следственного управления (ГСУ) СКП РФ Дмитрий Довгий, обвиняемый в получении взятки от бизнесмена Руслана Валитова, закончил давать показания в Мосгорсуде. За рамками этого громкого процесса остались события, предшествовавшие увольнению и аресту Довгия. Собеседник «Росбалта» в СКП РФ согласился рассказать, как и почему главный следователь страны оказался в опале. По его версии, Довгий поплатился за попытку вмешаться в одно из уголовных дел, связанных со скандально известным бизнесменом из Санкт-Петербурга Владимиром Барсуковым (Кумариным).

Как признался на суде сам Дмитрий Довгий, с Александром Бастрыкиным он знаком уже 12 лет. Когда в 2007 году последнего назначили главой СКП РФ, Довгий тоже перешел на работу в это ведомство, где ему почти сразу было предложено возглавить ГСУ. «Я отказывался, поскольку следственного опыта у меня не было, но Бастрыкин настоял, сказав, чтобы я во всем советовался с ним, - отметил на процессе Довгий. - Уже потом я понял: он надеялся, что я буду выполнять все его указания».

По словам собеседника «Росбалта», на работу в ГСУ категорически отказались брать значительную часть следователей, долгое время работавших в системе прокуратуры и имевших большой опыт. «По этому факту Генпрокуратура даже провела служебную проверку, но натолкнулась на «непробиваемую стену» в лице Владимира Максименко», — отметил источник агентства.

Замначальника управления «М» ФСБ Владимир Максименко в 2007 году был откомандирован на работу в СКП РФ, где возглавил Управление собственной безопасности. «Проверяющим из Генпрокуратуры он заявил, что профессионалы не попали на работу, поскольку на них имелась негативная оперативная информация. А раскрывать ее он отказался, сославшись на секретность».

Те же следователи, что все же сумели устроиться на работу в ГСУ, по их словам, оказались сразу под двойным контролем. Во-первых, по любому поводу служебные проверки проводило УСБ. «А потом еще нас под свою опеку взяло и правовое управление СКП РФ, — вспоминает источник. - Оно распорядилось, чтобы в конце каждого рабочего дня следователи заполняли бланки о проделанной за сутки работе. Там должны были быть отражено все: допросы, очные ставки, обыски и т.д. Потом представители правового управления пытались проверить, выполнялись ли указанные действия. В частности, они могли посмотреть протокол допроса или заглянуть в само уголовное дело, что уже является вмешательством в работу следователя и нарушением российского законодательства».

Как отмечает собеседник «Росбалта», Дмитрий Довгий на все это смотрел спокойно, в действия ни УСБ, ни правового управления СКП РФ не вмешивался. «Он почти каждый вечер ходил в кабинет Бастрыкина, они подолгу там что-то обсуждали, отношения у них были отличными».

В интервью «МК» , которое Довгий дал уже после своего увольнения, он рассказал, что ему приходилось по распоряжению Александра Бастрыкина заниматься возбуждением уголовных дел без каких-либо оснований. В частности, таким образом, по его словам, были возбуждены уголовные дела в отношении заместителя министра финансов Сергея Сторчака, который обвиняется в покушении на хищение $43 млн (путем мошенничества, совершенного организованной группой лиц) , а также генерала ФСКН Александра Бульбова (арестован по обвинению в превышении должностных полномочий и незаконном прослушивании телефонных переговоров).

На суде Дмитрий Довгий заявил, что якобы неоднократно жаловался на подобные незаконные распоряжения Бастрыкина в Генпрокуратуру. Но сразу несколько собеседников «Росбалта» в СКП РФ заявили, что не могут вспомнить ни одного подобного случая. Потому, возможно, что, как заявил сам Довгий, жалобы были «секретными».

[Газета.Ру, 28.05.2009: Довгий рассказал, что, еще работая в комитете, жаловался в Генпрокуратуру на «грязные технологии» своего начальника в расследовании дел.
«Я понял, что прокурорский надзор за СК необходим. Чайке же был выгоден мой конфликт с Бастрыкиным, Генпрокуратура могла извлечь из этого выгоду. Поэтому, когда я обратился туда с секретной жалобой по ряду подписанных Бастрыкиным постановлений, которые я счел незаконными, они меня уже знали и ни о каких взятках речи не шло», - сказал Довгий. Он добавил, что прокурорские проверки по его жалобам проводились, но о результатах ему не сообщали.
В ходе допроса обвиняемый рассказал, что Бастрыкин предупреждал его, что Генпрокуратура прослушивает все здание СКП РФ в Техническом переулке. «Поэтому, когда мы с ним разговаривали в его кабинете, он всегда громко включал телевизор. Ходили слухи, что прослушивается вообще все здание. Ну, у меня в кабинете была глушилка, которую я тоже включал в случае необходимости», - рассказал Довгий. - врезка К.Ру]

Следователи также жаловались на Довгия руководству СКП РФ, особенно часто это делал Сергей Чернышев, расследовавший дело по банку «Траст». «Довгий постоянно давил на Чернышева, требовал от него принять то или иное решение, — отмечает источник «Росбалта». — В частности, фигурант дела продал акции одного из банков другим акционерам и получил на свой счет деньги. В целях возмещения причиненного ущерба Чернышев наложил на них арест. Довгий же стал требовать ареста еще и всех акций, находившихся на Кипре. Он заставил Чернышова вынести соответствующие постановление, а потом получить решение Басманного суда, которое и было отправлено на Кипр».

По словам источника агентства, Довгий часто принимал личное участие в допросах и очных ставках, которые проводил Чернышев, делая странные намеки обвиняемым. Но руководство СКП на жалобы следователя не реагировало, Довгий продолжал быть частым гостем в кабинете Бастрыкина и чувствовал себя вполне уверенно.

Как отметил собеседник агентства, в конце 2008 года в приемную СКП РФ поступило пять заявлений от граждан о сомнительных действиях ГСУ по делам, связанным с банком «Траст». «Заявления официально были зарегистрированы как одно, однако проверка велась по всем пяти. В результате следователь Ширани Эльсултанов отказал в возбуждении дела по фактам, изложенным в этих документах. Довгий к подобным проверкам продолжал относиться спокойно, по-прежнему оставаясь на хорошем счету у Бастрыкина».

Стремительная карьера Дмитрия Довгия, как рассказал источник «Росбалта», разрушилась буквально за неделю. В производстве следователя Зигмунда Ложиса находилось уголовное дело в отношении руководителя фирмы «Петро-Юнион» Ильи Клигмана, который в материалах следствия значится как «теневой» бухгалтер Владимира Кумарина.

«6 марта 2008 года сотрудники оперативно-следственной группы по делу Клигмана принесли Зигмунду Ложису записи телефонных переговоров, сделанные на законных основаниях, - рассказал собеседник «Росбалта». — Записи содержали, в частности, беседу Дмитрия Довгия с родственником Клигмана, в ходе которой велось обсуждение различных подробностей дела.

Потом этот же родственник рассказывал другому собеседнику, что за освобождение Клигмана из-под стражи было запрошено $1,5 млн. Кроме того, по его словам, половина этой суммы уже передана прямо в здании СКП РФ».

По словам источника агентства, Ложис доложил обо всех этих фактах руководству, а УСБ запросило данные из бюро пропусков СКП. «Из полученной информации следовало, что в конце февраля родственник Клигмана трижды приходил на прием к Довгию». Однако, как отмечает собеседник «Росбалта», сам начальник ГСУ заявил, что ничего криминального он не совершал, а просто общался с родственником обвиняемого, что законом не запрещено.

Возможно, и в этот раз скандал удалось бы замять, если бы к оперативникам не поступила новая информация. Как уже сообщал «Росбалт», им стало известно, что сторонники Кумарина разработали несколько вариантов его освобождения, в том числе побега. Им требовалось только одно — чтобы бизнесмена доставили в Санкт-Петербург. В этот момент подчиненные Довгия начали настаивать на перевозке Кумарина из столичного СИЗО «Матросская тишина» в Северную столицу для ознакомления с материалами дела.

«Все прекрасно знали, на каком уровне принимались решения по Кумарину, - отметил собеседник агентства. - Поэтому попытка вести вокруг этих расследований закулисные игры была равноценна самоубийству».

По словам источника, информация оперативников быстро попадала в Кремль, поэтому помочь Довгию уже никто не был способен. «Бастрыкин тогда прекратил с ним практически всякое общение». Более того, следователи Ложис и Чернышев написали два заявления в службу безопасности президента.

«Ложис привел в своем обращении материалы по «прослушкам», в заявлении Чернышева ни о каких взятках ничего не говорилось, - отметил собеседник «Росбалта». — Там приводились факты вмешательства Довгия в работу следователя». В результате ход дали именно заявлению Чернышева, в отношении начальника ГСУ была назначена служебная проверка, а 20 марта Довгий приказом Бастрыкина был временно отстранен от работы. Тогда же, по данным нашего источника, было отменено «отказное» постановление Эльсултанова по пяти заявлениям — по ним назначили новую проверку.

Но и в этот раз сор из избы предпочли не выносить. В отношении Довгия не стали возбуждать дела, его просто уволили за нарушение закона «О прокуратуре РФ». «21 апреля Довгий пришел в свой рабочий кабинет, у него был день рождения, мы все зашли поздравить начальника, - вспоминает собеседник «Росбалта». — В этот момент раздался звонок телефона внутренней связи. Довгий с улыбкой на лице принимал поздравления от кого-то из руководителей, а потом, резко помрачнев, положил трубку. Выяснилось, что ему сообщили об увольнении».

По словам источника агентства, Довгий тут же попытался лично встретиться с Бастрыкиным, но начальник СКП РФ принимать его отказался. «Мы все думали, что после этого Довгий уедет в Санкт-Петербург и будет вести себя тихо, поскольку, учитывая все обвинения, он легко отделался». Но оказалось, экс-начальник ГСУ сдаваться не собирался.

Вначале он дал интервью, в котором обвинил Бастрыкина в незаконном возбуждении уголовных дел, а потом стал оспаривать свое увольнение в суде. По версии собеседника «Росбалта», такая активность Довгия может быть связана с тем, что «ему необходимо было выполнять определенные обязательства по уголовным делам». «Да и амбиции были слишком высоки, — отмечает источник агентства. - Он получил звание генерала, считал себя уже самостоятельным игроком, а не человеком из чей-то команды».

Так или иначе, но 18 августа 2008 года Довгий был задержан по подозрению в получении взятки от бизнесмена Руслана Валитова (тоже фигурировавшего в деле банка «Траст»). Сейчас дело бывшего главного следователя страны слушается в Мосгорсуде и в ближайшее время Довгию должен быть вынесен приговор.